Читаем Москва купеческая полностью

Это происходило весной 1915 года, в то время, когда были перевыборы в Биржевом обществе. После выборов я вступил в состав Биржевого комитета. Каково же было мое изумление, когда, в первые же дни, я обнаружил, что наше ходатайство об утверждении устава было прислано на заключение Биржевого Комитета (это было естественно) и что Комитет готовился дать отрицательный отзыв (это было ненормально, так как учредителей даже не запросили). Конечно, это был эпизод исконного противопоставления фабрикантов торговцам и удивляться не приходится. Разумеется, без особых затруднений, в новом составе Комитета, я добился благоприятного заключения, за каковым сейчас же последовало и министерское утверждение.

Общество было организовано. В нем удалось объединить многие крупнейшие фирмы по всей России. Кроме Московской группы, вошли: Второвы (Сибирь), Тарасовы (Северный Кавказ), Соколовы-Жмудские (Харьков), Котляревский (Одесса), Бажанов-Чувалдин (Петербург), Щетинкины (Казань), Шварцман (Киев), Понизовский (Москва-Харьков) и многие другие. Группа получилась очень внушительная. Я был избран председателем. Управляющим делами я пригласил, на первое время, А. К. Витта, который тогда управлял делами и у хлопчатобумажников. К сожалению, дело не удалось развернуть как бы следовало: наступил товарный голод, и торговые дела стали сходить на нет. Торговали мы за деньги и никакого особого вопроса не возникало.

К началу февральской революции уже существовал целый ряд отраслевых группировок, и почти все главнейшие отрасли промышленности и торговли Московского района были организованы. Помимо упоминавшегося мною Общества фабрикантов хлопчатобумажной промышленности, объединявшего все ветви этой отрасли производства, было еще Общество суконных фабрикантов, во главе с Каштановым; льнопромышленное, с председателем Третьяковым; шелковщики группировались около Щенковых; были кожевенные заводчики с их председателем Новоселовым; аппретурщики во главе с Чернышевым, и наша, "скупная" организация. В последнее время появилось еще объединение цементных заводчиков и некоторые более мелкие торговые группировки, например, Союз торговцев обувью и др. Были, конечно, и отделения всероссийского синдикаты - Продамета, Продуголя, Кровли и др. Но эти отделения носили, так сказать, "деловой" характер, а не представительный, который осуществлялся их руководящими органами.

Добавлю еще, что объединение московских банков стало регулярно собираться только после февральской революции.

Для некоторой характеристики настроений в этого рода промышленных группировках приведу довольно яркий анекдотический эпизод того времени: в одной из организаций должны были произойти выборы одного ответственного представителя.

Было два кандидата, и хотели сговориться, а не решать большинством голосов. Один из кандидатов был промышленник, занятый исключительно своим делом, хорошо знавший свою отрасль, но человек не яркий и не обладавший даром слова. Другой был полной ему противоположностью: он больше занимался общественной деятельностью, складно говорил и был в больших чинах: имел "действительного статского" и любил, когда его называли "генералом", на что, конечно, имел право. Ему не очень симпатизировали, и большая группа участников собрания хотела его провалить. Один из этой группы попросил слова, - против его кандидатуры. "Я напомню вам, - начал он, - один исторический эпизод.

Сначала он покажется вам к делу не идущим, но потом вы увидите, в чем суть. Когда Петр Великий проезжал по дороге в Крым, через Донецкий бассейн, то ему показали угольный пласт, выходящий наружу. В то время каменный уголь еще не эксплоатировался, и мало кто понимал его значение и пользу. Тем не менее, великий преобразователь России произнес, увидев угольный пласт, следующие пророческие слова: "Сей минерал, если не нам, то потомкам нашим зело полезен будет". А я скажу, - продолжал оратор, - что сей генерал, ни нам, ни потомкам нашим, и вообще никому и ни на что полезен не будет".

Вопрос был разрешен без дальнейших прений...

К этой теме купеческого "инобесия" я постоянно возвращаюсь, потому что считаю ее чрезвычайно важной для выяснения общих настроений, царивших среди московского купечества. Для меня несомненно, что тяга в дворянство в сильной степени мешала "классовому" осознанию торгово-промышленной массы. "Облагороженный" элемент купечества был элементом непрочным и, пользуясь терминами Кокорева, можно сказать, что генеральские дети не хотели оставаться у прилавка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное