Москва-Лондон

с себя невольное напряжение, она сбросила назад черный суконный плащ, подбитый голубыми песцами, и стояла сейчас во всем блеске и великолепии своего звания и положения. Вишневое бархатное платье с очевидным трудом держалось на ней от тяжести бесчисленных драгоценностей, низкий, прикрытый тончайшей тканью вырез без малого полностью обнажал ее высокие и полные груди, темно-пепельные волосы были перевиты таким количеством жемчужных нитей, что казалось, будто волосы выросли на ее голове лишь для того и ровно в таком количестве, чтобы их было достаточно для поддержки этих изумительных нитей. Можно было подумать, что королева Франции от греха подальше носила на себе все достояние государ-ственной сокровищницы своей страны…

Перед ней стояла Диана Трелон в своем скромном туалете и без единого драгоценного украшения.

Королева мгновенно оценила и ум хозяйки дома, поздравив себя с первым своим поражением…

— Ее величество королева Франции, — произнес приятным бархатным баритоном высокий и очень красивый молодой человек в щегольском наряде и при шпаге в драгоценных ножнах, оказавшийся рядом с Екатериной и склонившийся в изящнейшем поклоне перед Дианой.

Хозяйка «Жемчужины Шельды», скромно потупив голову, словно рас-

творилась в глубоком реверансе — настолько он был искусен и почтителен.

— Не соизволит ли ваше величество пожаловать в гостиную? — Мелодичный голос Дианы прозвучал спокойно и с достоинством.

Когда они прошли в гостиную, Екатерина, слегка улыбаясь, проговорила:

— Надеюсь, вы не станете возражать, если я сяду в это кресло, поближе к теплу камина? — Диана снова поклонилась, обеими руками указывая королеве именно то самое кресло, которое та выбрала для себя сама. — Ах, благодарю вас, мадам Трелон, вы очень любезны. Признаться, я успела хорошенько продрогнуть в эту вашу несносную погоду. Слава богу, во Франции всегда прекрасная погода!

— Не согреет ли ваше величество глоток теплого вина? — спросила Диана, все еще стоя у своего кресла.

— О, вы так внимательны и предупредительны, мадам Трелон! Пожалуй, вы правы — глоток теплого вина едва ли повредит мне сейчас.

Диана подошла к низкому овальному столику черного дерева с тонкими резными ножками, сплошь уставленному сосудами с вином, бокалами, кубками, печеньем, самыми разнообразными фруктами и сладостями. Она взяла высокий фарфоровый кувшин с крышкой и с носиком, имитирующими голубиную голову, и наполнила два хрустальных бокала густой темно-красной жидкостью. Один бокал она поставила на небольшую золотую тарелку и с легким, изящным поклоном поднесла королеве Екатерине, другой — к своим губам и сделала несколько хороших глотков.

«Умница», — подумала Медичи и с видимым удовольствием выпила теплое содержимое своего бокала.

— Ах, благодарю вас, мадам Трелон, — кивнула головой, отягощенной драгоценностями, королева Екатерина, протягивая тарелку с пустым бокалом Диане, тут же опустошившей до дна свой бокал. — Мне показалось, вы собираетесь позаботиться и о моем спутнике, не правда ли? Но, право, маркиз слишком хорошо воспитан, чтобы допустить это. Не правда ли, мой дорогой маркиз, вы прекрасно сами справитесь со своим бокалом, вином, фруктами и сладостями?

— О, разумеется, ваше величество, — артистически легко и изящно по-клонился своей королеве маркиз и направился к столику с напитками, где надолго задержался, с удовольствием отдавая должное всему, что там было.

Поистине королевским, но вместе с тем необыкновенно изящным жестом правой руки предложив Диане сесть напротив себя, королева заговорила с легкой улыбкой:

— Надеюсь, все королевы Европы так или иначе наслышаны о вас и вашем восхитительном салоне, но я полагаю, лишь мне одной представилась счастливая возможность не только видеть вас, но и познакомиться с вами. И справедливости ради должна признаться, что вы совершенно очаровательны, мадам Трелон, вы, несомненно, совершенство красоты, ума и изящества, вы абсолютно неотразимы!

— О, ваше величество, помилуйте, молю вас! — Лицо Дианы заметно порозовело, она в смущении опустила глаза.

— Увы, это так, — продолжала говорить королева. — Это истинная правда, и я бы хотела донести ее до тронов всех моих сестер-королев. Разумеется, я говорю вам все это без всякой радости, ибо признание одной женщиной превосходных совершенств другой почти равносильно самоубийству. Мне кажется, теперь я куда лучше прежнего понимаю своего и других коронованных супругов Европы. — Екатерина говорила все это со спокойной улыбкой, и ее нарочитая откровенность звучала, тем не менее, вполне искренне и сочувственно. — Поверьте, дорогая моя Диана… Надеюсь, вы позволите мне так называть вас, не правда ли?

Диана низко склонила голову в знак своего согласия.