Москва мистическая

– Простите, не поверю, – ответил Воланд, – этого быть не может. Рукописи не горят. – Он повернулся к Бегемоту и сказал: – Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман!

Михаил Булгаков.

Мастер и Маргарита

– А не страшно ли тебе, Григорьевна, водить внучку гулять на кладбище? – услышала я однажды от соседки, которая выговаривала моей бабе Мане. – Вдруг что случится с дитем – ты же виноватой будешь!

Баба Маня только отмахивалась:

– Ничего плохого не случится! Святая земля, на ней и дети – цветы непорочные! Глядишь, с божьими наставлениями вырастут.

Я долго не могла понять, о какой святой земле идет речь и при чем тут кладбище?! Гулять-то мы ходили в детский пионерский парк, разбитый в кварталах Красносельской улицы. И только позже я узнала, что как раз на месте парка в середине XIX века было кладбище. На том самом месте, где в каникулы по утрам пионеры собиралась на линейку и взвивался красный флаг, были разбиты склепы, а на месте песочниц и качелей для малышни располагались самые дорогие и почетные кладбищенские места.

Все жители Красносельской улицы постоянно шептались о том, что устроить на кладбищенской территории детско-пионерский парк конечно же было кощунством. Однако, как ни странно, духи прежних обитателей, «выселенные» с привычных, насиженных мест, отчего-то не мстили детям, обожавшим благоустроенный парк. Там были и качели-карусели, и театральная веранда, и танцевальный зал, и игровые площадки, и комната смеха, и небольшой стадион (летом для футбола и волейбола, зимой для хоккея и катания на коньках). Правда, когда крохи вроде меня возились в песочнице, бабушки настороженно следили, чтобы малышня не потащила в рот крошечные грибки в полсантиметра длины – покойницкие грибы, как их называли. Уже потом я узнала, что такие грибы растут только на могилках – «от сырых слез горючих».

Детский парк возник на монастырской территории сразу после войны – тогда дети были реальным счастьем жизни, их обожали, любили все. Каждый прохожий мог подойти и дать ребенку конфету или иное угощение. И дети брали не боясь, как теперь.

На самом деле, если вспомнить, детские голоса звенели и на территории монастыря – еще в середине XIX века алексеевские монахини открыли приют для девочек-сирот, один из лучших в Москве по тем временам. Девочек не воспитывали как будущих послушниц, напротив, давали светские профессии – учили шить и вышивать. Многие, повзрослев, переселялись жить в окрестности обители, выходили замуж, заводили семьи, но работали на монастырь – вышивали плащаницы, воздухи и даже иконы, стегали ватные и шерстяные одеяла, шили рясы и подрясники. Вся эта продукция очень славилась. За ней приезжали не только москвичи, но и монахини и простые жители Подмосковья, а то и из других областей.

Так что Алексеевский монастырь имел хороший доход. Но не только вышивальные и швейные мастерские приносили деньги в казну, но и бойкая торговля от продажи мест на монастырском кладбище. И стоили места очень дорого. Ведь ко второй половине XIX века Красносельские улицы приобрели уже статус почти центра, а не окраины, как в начале века. Так что немудрено, что огромный сад обители начал быстро сокращаться, отдавая свои земли под фамильные склепы и семейные упокойные места. Сначала места скупали представители богатых купеческих родов, потом – московской интеллигенции. Конечно, кладбищенские книги, где содержался перечень тех, кто нашел на Алексеевском кладбище последний приют, уничтожены сразу после Октябрьской революции. Но в памяти старожилов остались рассказы о тех, кто был тут погребен. И это достойнейшие люди, внесшие огромный вклад в русскую культуру и искусство!

Это и Михаил Никифорович Катков (1818 – 1887) – литературный критик, публицист, издатель, редактор известнейшей газеты «Московские ведомости», считающийся основоположником русской политической журналистики. Это и Сергей Андреевич Юрьев (1821–1888) – известный деятель литературы и театра, переводчик Шекспира, Кальдерона и Лопе де Веги, первый редактор легендарного журнала «Русская мысль». Это и историк литературы Александр Александрович Шахов (1850 – 1877). С ним-то и связана первая легенда монастырского кладбища.