Впрочем, еще одну версию появления домика-игрушечки обосновал друг Нащокина и Пушкина – их ровесник, известный писатель-романтик Александр Вельтман, о фантастической судьбе которого мы говорили в книге «Москва мистическая». Так вот в своей «московской романтической повести» «Не дом, а игрушечка!» Вельтман рассказал, что дом на углу Гагаринского и Нащокинского переулков, куда переехал Павел Воинович, на самом деле состоял из двух старых домов. А в каждом из них жило по дедушке-домовому. Но когда оба дома новый хозяин объединил в один, домовые стали ссориться, выясняя, кто теперь главнее. Один кричал: «Я!», но ведь и второй – то же самое. И вот более умному дедушке пришла в голову мысль – внушить хозяину (то есть Нащокину), что неплохо было бы устроить у себя кукольный домик. Уж где домовой такой видел, неизвестно. Но размечтался умный дедушка, что станет снова два дома (большой, а в нем маленький), и тогда у каждого домового будет свое место.
Уж как он объяснил это Нащокину, неведомо. Но результат налицо – Павел Воинович взялся за обустройство кукольного дома. Средств, конечно, не пожалел. На первом этаже устроил жилые покои, отделанные словно во дворце: пол выложен мозаичным паркетом, стены – то мраморные, то обитые золотым штофом, кругом микроскопические картины и скульптурки, библиотека с крошечными вынимающимися книгами, бильярд с шарами и киями. На втором этаже – танцевальная зала с тремя серебряными люстрами, многочисленными канделябрами на малахитовых подставках. Посредине – обеденный стол, сервированный на 60 персон, в дальнем углу – ломберные столики с крохотными колодами карт. Было там даже крохотное фортепианце, на котором можно играть, нажимая на клавиши вязальными спицами. Даже о винном погребе Павел позаботился: внизу в подвале в открытых ящиках поместил малюсенькие бутылки, но с реальными напитками. Всю обстановку долго собирал по частям: что-то привез, что-то заказал со всего мира – из Франции, Германии, Голландии и даже Китая. Не просто кукольный дом для игры – для жизни. Дом мечты Павла Нащокина. А может, правда, и его домового. Ведь тому точно подходил размер домика-игрушечки. Но кто бы мог подумать, что эта игрушка не просто спровоцирует повесть-сказку Вельтмана, но и окажет влияние на реальную жизнь Павла Нащокина!..
Обрастая реальной обстановкой, домик-крошечка обретал и… собственный характер. Первым заметил это вездесущий Пушкин. Еще до свадьбы Александр начал восторженно расписывать Натали зачаровавшую его игрушку друга.
«…Что за подсвечники, что за сервиз! – восхищался Пушкин, описывая домик Нащокина в письме к жене, – он заказал фортепьяно, на котором можно будет играть пауку…» В другом письме Пушкин восклицал: «Домик Нащокина доведен до совершенства – недостает только живых человечков».
И они появились! Павел заказал на Петербургском Императорском фарфоровом заводе фигурки Пушкина, Гоголя, самого себя, ну и, конечно, прелестных дам. Всех разместил в доме своей мечты – пусть живут на счастье, разве ему жалко?
Сам же Пушкин, живой и здоровый, часто гостил у Павла в 1831–1833 годах, жил в боковой юго-восточной комнате, уютной и светлой. Но главное – очень теплой, с двумя кафельными печами, ведь и Пушкин, и Нащокин были теплолюбивы (сказывались итальянские и африканские корни). «Очень теплый дом! – восхищались очевидцы. – Пушкину там было уютно». Недаром поэт частенько говаривал, что по всей Москве только Нащокин и любит его по-настоящему. Неудивительно, что 18 февраля 1831 года Павел Нащокин присутствовал на свадьбе Пушкина и Натали Гончаровой.
Впрочем, влюблен тогда был не один Пушкин. Павел Воинович познакомился в Москве в знаменитом ресторане «Яр» на Кузнецком Мосту (дом 9/10) с Ольгой Солдатовой, дочерью знаменитой цыганской певицы Стеши, которой восторгался Пушкин. Красавица Ольга Андреевна, как и ее легендарная матушка, пела в известнейшем московском цыганском хоре Ильи Соколова. Помните —
Вот и душу Нащокина обворожила прелестная Ольга. Конечно, обвенчаться было невозможно – их разнило социальное положение, но влюбленные зажили вместе. У них родились дети. Дочку назвали Александрой в честь Пушкина. Поэт даже стал ее крестным отцом. Да вот несчастье – девочка простудилась, заболела и умерла в июле 1831 года.
Сынок Павлуша тоже сильно болел. На докторов и лекарства требовались деньги. К тому же Павел Воинович, желая хоть как-то утешить несчастную Ольгу, завалил ее подарками, нарядами, драгоценностями. Однажды даже купил золоченый экипаж. Все это даже у такого богача, как Нащокин, пробило брешь в бюджете.
Ольга решила помочь, как умела – цыганской магией.
– Я с бывалой цыганкой посоветовалась, – однажды проговорила она. – И вот что та мне сказала: «Твой Павел вообще может никогда не беспокоиться о средствах. Он же создал собственный мир, пусть и сотворит себе вечное богатство».
Нащокин усмехнулся: