Москва на линии фронта

9 ноября 1941 года командование 9-й армии отдало следующий приказ: «Даже если армия вынуждена будет всю зиму пробыть в обороне, то, учитывая ожидаемое весной возобновление наступления, нужно сделать все, чтобы поддержать в войсках прежний наступательный дух… Нужно не допустить того, чтобы войска впали в тупую зимнюю спячку…»

В «особом донесении» командира 2-го батальона в штаб 481-го пехотного полка от 10 ноября 1941 года говорилось: «Настроение в подразделении весьма неважное, главным образом из-за того, что конца войны сейчас еще не предвидится. Настроение, по моему мнению, приближается к настроению немецких солдат в Первую мировую войну, конкретно — в 1917–1918 годах. Они рассматривают потери и временами затруднительное положение вполне нормальным явлением и выполняют свои обязанности, не прилагая особых усилий. Наступательный подъем появляется только в момент последнего прорыва, когда их охватывает бешенство; выжидание в обороне они считают в порядке вещей, так как опасаются изменения обстановки к худшему…»

Многие немецкие генералы и даже простые солдаты в то время невольно стали вспоминать, чем кончился поход на Москву Наполеона Бонапарта. В их походном багаже появились книги, посвященные 1812 году. Действительно, немецким военнослужащим было над чем задуматься. В приказе командующего 3-й танковой группой от 12 ноября 1941 года констатировалось увеличение числа «окопавшихся» солдат, отлынивающих от боевой службы. «В связи с зимовкой в России, — говорилось далее, — войска подвергаются большим испытаниям. При тяжелых внешних обстоятельствах воодушевление и восторженность быстро проходят. Неудачи и поражения могут отрицательно сказаться на боеспособности войск…»

Боевые действия во второй половине ноября — в первых числах декабря 1941 года привели германское командование к осознанию того факта, что моральное состояние военнослужащих вермахта приближается к своему кризису. В период со 2 по 6 декабря представитель генштаба сухопутных войск выяснял положение со снабжением и настроением личного состава 20-го и 57-го армейских корпусов. Первое, что произвело впечатление на офицера генштаба — это боязнь военнослужащих выразить свое мнение по поводу настроения войск: «Нет желания называть вещи своими именами… настроение нельзя назвать ни плохим, ни хорошим…»

В докладе далее говорилось, что войскам не хватает самых необходимых продуктов питания. Мародерство и грабеж стали обычным явлением: «Там, где теперь дислоцируются войска, больше не может быть речи о том, чтобы у крестьянина в хлеву была корова…» Указывалось на большое различие между боевыми качествами прежнего состава частей и пополнением. Молодые солдаты не выдерживали схваток и отступали, даже не израсходовав всех патронов.

Начало советского контрнаступления под Москвой вызвало у большого числа военнослужащих группы «Центр» панические настроения. Призрак поражения армии Наполеона вырос в полную силу. Теперь русские не просто упорно оборонялись, но и эффективно истребляли немецкие войска. Война на уничтожение приняла обоюдоострую форму. Подобные мысли прозвучали в письме унтер-офицера Рихарда Ригера своим родителям в Вюртемберг: «Теперь война приняла другие формы, и борьба с каждым днем делается все ожесточеннее. Сложились такие условия, на которые никто не рассчитывал и которые нельзя сравнить с прежними…»

Моральные силы немцев были до предела перенапряжены. Но, как это ни парадоксально, во многом именно перенапряжение заставляло немцев сражаться с огромным упорством. Однако так поступали не все. Во многих частях уже тогда были отмечены случаи паники. Паника не могла не затронуть самых основ морального духа немецких солдат, их веру в непобедимость германской армии. В декабре рядовой А. Фольтгеймер в письме своей жене жаловался: «Здесь ад. Русские не хотят уходить из Москвы. Они начали наступать. Каждый час приносит страшные для нас вести… Умоляю, перестань мне писать о шелке и резиновых ботиках, которые я обещал тебе привезти из Москвы. Пойми — я погибаю, я умру, я это чувствую…»

Стойкость, дисциплинированность, умение наступать и держаться в обороне отличали немецкого солдата в 1939–1941 годах. Германские генералы верили в своих подчиненных. Но условия, при которых проходило отступление от Москвы в декабре 1941 года, заставили их пересмотреть свои прежние оценки морального потенциала вермахта. Гитлеровское руководство понимало, что обычными мерами восстановить положение невозможно. По мнению фюрера, судьба всей войны зависела теперь от того, удастся или нет выдержать натиск Красной армии. В войска поступила известная директива «держаться» от 16 декабря 1941 года, запрещавшая дальнейший отход. Принимались самые строгие меры, вплоть до расстрела, к трусам и паникерам. Начали создаваться штрафные батальоны для солдат, провинившихся на поле боя или задержанных в тыловых районах.