Москва на перекрестках судеб. Путеводитель от знаменитостей, которые были провинциалами

Теоретический курс обучения Семен Лавочкин закончил в 1927 году. Но его еще нельзя было считать настоящим инженером. Согласно существовавшему тогда правилу, до написания дипломного проекта молодой специалист обязан был поработать на производстве, «понюхать пороху», набраться опыта.

Для прохождения преддипломной практики Лавочкин выбрал туполевское конструкторское бюро. Отчасти из уважения к Туполеву, отчасти из желания быть практикантом в «солидной конторе».

Конторы его профиля солиднее, чем туполевская, в СССР не было.

На глазах Лавочкина творилась история отечественного авиастроения. Он проходил свою преддипломную практику на заводе, где как раз внедрялся в серийное производство первый отечественный бомбардировщик Туполева — ТБ-1. О лучшей практике нельзя было и мечтать!

Первые в мире попытки создания летающего авианосца!

Первые в мире опыты по заправке горючим в воздухе!

Первый советский трансатлантический перелет!

Лавочкин защитил диплом в конце 1929 года и окончил МВТУ одновременно с Сергеем Королевым, о котором я тоже расскажу в этой книге.

Ирония судьбы — темой дипломного проекта Лавочкина стал бомбардировщик, а всю свою жизнь он посвятит конструированию истребителей.

Первое место работы инженера Лавочкина располагалось в Москве, на Красной Пресне, в помещении деревообделочной фабрики, некогда принадлежавшей фирме «Мюр и Мерилиз». Лавочкина распределили (или направили на работу) в конструкторское бюро, возглавляемое французским инженером Полем Эме Ришаром.

Анекдот? Нет — чистая правда!

Лавочкина направили охотиться за французскими авиасекретами? Что вы — конструкторское бюро было советским!

Просто в то время для работы в СССР нередко приглашались иностранные специалисты.

Разумеется, доброжелательно настроенные к новой власти. Своих-то не хватало.

Имела значение и «цена вопроса», то есть сумма, которую запрашивал за свою работу иностранный специалист. Так, например, на место Ришара вначале пригласили было известного германского конструктора самолетов Адольфа Карла Рорбаха, создавшего один из самых удачных цельнометаллических трехмоторных авиалайнеров, но жадный немец запросил слишком дорого и остался ни с чем — в СССР приехал не столь знаменитый, но зато куда более сговорчивый Поль Ришар. Недаром марксисты любили повторять: «Незаменимых — нет!». Ну и что с того, что в «послужном списке» авиаконструктора Ришара всего один самолет, да и тот разбился во время испытаний?

Зато он — наш человек, знает свое место и цену себе не набивает.

В Москву Ришар прибыл в сопровождении десяти сотрудников.

Как и положено французам, покинувшим свою прекрасную родину, сотрудники Ришара были полны самых честолюбивых замыслов и надежд.

Каждый из них был уверен, что станет конструировать свой собственный самолет! А как же иначе, ведь у русских дикарей совершенно нет инженеров — все сбежали.

Обломавшись в лучших надеждах, сбежали французы — восемь из десяти.

С оставшимися двумя Ришар начал работу. Вместо «дезертиров» ему дали свежеиспеченных советских специалистов, в том числе и Лавочкина с Королевым. Условия у француза были не очень — под конструкторское бюро Ришару выделили всего две комнаты. В одной из них расположился он сам вместе с другим французом по фамилии Оже, а в другой — остальные сотрудники.

Конструкторское бюро Ришара работало над проектом гидросамолета на поплавках. Макет изготовляла мастерская, расположенная в том же здании, прямо под конструкторским бюро.

Изначально у Ришара были большие планы — он намеревался создать с десяток разных машин. Жизнь сократила их до постройки опытного экземпляра всего одной машины, которая называлась ТОМ — торпедоносец открытого моря.

3 июля 1929 года на готовом проекте этого самолета были поставлены три подписи: главный конструктор — П. Э. Ришар, его заместитель — Д. М. Хомский и заведующий секцией прочности — С. А. Лавочкин.

Это был первый проект, подписанный молодым инженером Лавочкиным.

Увы, самолет Ришара был очень похож на морской вариант туполевского ТБ-1, уже освоенного отечественной авиастроительной промышленностью, поэтому дальше опытного образца дело у француза не пошло.

Нужда в услугах Ришара отпала, и он вернулся во Францию.

Лавочкин перешел на работу в только что созданное Бюро новых конструкций, которое возглавил Анри Лавиль, «последний из французов».

Коллектив в Бюро сложился небольшой, но очень дружный. В Бюро новых конструкций Лавочкин впрямую занялся конструированием. Ему, как и прочим сотрудникам, приходилось нелегко — жизнь в стране, в том числе и в Москве, потихоньку налаживалась, но далеко не теми темпами, как хотелось.