Москва на Связи

- Уауауа! – Надрывался малыш. Юля заметалась в кабинке ища выхода, расшатывала неустойчиво заклинившую на тормозах капсюль. Заскрипели сверху натянутыми тетивами стальные тросы, обозначая свое нежелание больше служить людям, говоря, что дальше отказываются выполнять свои функции и что не держат в безопасности устройство с человеком внутри.

- Плевать. – Зашептала Юля, словно отвечая на призывы одуматься. – Слышите! Плевать! – Закричала она на остатки механизмов, предательски бегущих от своего долга. От того, чему должны служить. – Мне плевать! Ну, давай. Давай! – Юля все сильнее и сильнее раскачивала повещенную над пропастью прозрачную скорлупу. И она не выдержала, скользнула немного вниз, а потом, уступая её напору, набрала скорость и устремилась вниз. К горлу подкатила отвратительная жижа, но вскоре вновь вернулась не место, оставив после себя обжигающею горечь. Кабинка рухнула в приямок, наполненный торчащими вверх пружинами. Расстояние, которое пролетела кабинка не было большим, поэтому её единственный посетитель не получил повреждений.

От удара, девушка слетела вниз, опрокинулась на бок. Спасла вовремя выставленная рука вбок. Быстро поднялась, разглядела сквозь стекло прозрачной стены темное жерло уходящего вниз подземного коридора и пыль, окружавшую лифтовую шахту, поднятую в падении.

- На! – Крикнула девушка и носком дизайнерского сапога врезала по тонкому разрезу, делившему двери на две равные части.- На! Еще! Ну же, давай сволочь! Открывайся! Давай!

Стекло хрустело и звенело, отчаянно сопротивляясь яростному натиску. А потом, не выдержав, лопнуло, пропуская вовнутрь свежий воздух и облака пыли. Юле понадобилось еще с десяток ударов, что бы образовался достаточно большой разлом, пустивший её наружу. Девушка выскочила и огляделась, в поисках ребенка.

Глава 6. Фотография.

Случайно наткнулся взглядом на старую фотографию, что светлым пятном выделялась на рояльном лаке его рабочего стола. А там, словно через окно, было счастье. Там была его Наденька, смеялась в солнечных лучах. А у неё на руках их дочка. Юля. Юленька. Долгожданная. Такая маленькая, хрупкая, завернутая в кулек.

Ему было…. Сорок четыре, а ей тридцать восемь. Они уже отчаялись, перестали ждать этого чуда. Хотели усыновить чужого ребенка. Хотели ребенка. Неожиданно пришло радостное сообщение – Надя забеременела. А у него. У него задрожали руку, такого с ним никогда не было.

И так теперь было каждый раз, когда он понимал, что приближающееся чудо растет, развивается и скоро появится на свет. Будет гугукать, сжимать в крошечной ладошке его палец, а потом и вовсе скажет заветное «Папа».

Он снова посмотрен фото, на эти жизнерадостные, смеющиеся глаза, в которых плескалась бездонным голубым морем доброта. На эту улыбку, собиравшую в уголках губ нежную ткань лица, и тонувшую в этих, таких родных, ямочках.

- Знала ли она тогда, что уже больна? – Подумал он с болью про себя. – Знала ли, что у неё рак? Конечно, знала! Да, как и не знать, когда резкой болью отмечалась каждая ночь! Когда хотела есть, но не могла. Когда горела, словно в огне и таяла на глазах. Как не знала, когда…. – Он крякнул в кулак, на глаза навернулись слезы. – Знала, все знала. Но не сказала. Берегла его. Дочку берегла. Через год Нади не стало! Его Нади не стало! И он один, с маленькой дочкой на руках. Остался, как казалось, доживать эту жизнь.

Но Юля его спасла! Спасла от всех демонов, раздирающих живьем душу! Заставила жить. А потом он увидел. Разглядел. Понял, какое это было счастье иметь ребенка. Это восхитительное, восторженное чувство быть ПАПОЙ! Папой! Она так его звала – Папа. – Он снова крякнул в кулак, сдерживая желание отступить, бросить все к чертям! Попробовать…. Нет, сделать! Промять эту сволочь – время, продавить! Вернуться туда, где Наденька жива, взять её за теплую ладонь и держать, держать. Не отпускать. Никуда не отпускать. И пусть это время длиться вечно!

В дверь грохнули с силой. Другая не выдержала бы. Слетела с петель или выдавилась наружу языками замков. Но не эта. Эту ставили в министерстве обороны, и она была готова ко многому. В том числе и к такому. Но и с той стороны не собирались отступать – там знали, что внутри этой консервной банки есть сладкое угощение и её просто стоит открыть, чтобы получить. Грохнули еще и еще. Снова и снова. Но дверь была словно бронированные ворота древнего замка – непреступная, принципиальная в своих отказах пустить. И она держала оборону.

Снаружи притихли. Или отказались от своей идеи, либо замышляли нечто новое. Второе оказалось верным – на пояс замка, со скрежетом вонзили металлический предмет, простучали его, утапливая, и надавили вбок. Металлический язык закаленной стали, возможно, и выдержал бы. Но не выдержало дерево двери, лопнуло щепой, обнажая светлые внутренности. Снаружи поняли успешность плана и радостно заверещали, выворачивая дерево наружу. И вот уже в лопнувшем полотне, через сквозную брешь, замелькали синие тени с вывернутыми, словно у саранчи, конечностями.