Москва нас больше не любит

Но студентке МГУ такие мысли, видимо, уже не свойственны, а может быть, ее бабушка не орет на молодых людей, обращающихся к ней с вопросами. В общем, она не выдержала и, несмотря на строжайший запрет инструкции и абсолютно не думая о сложной истории страны в ХХ веке, послала бабку на три буквы, при этом еще и добавив от себя:

- Сама во всем виновата, старая дура!

И, не слушая ответную реплику, быстро удалилась к соседним подъездам. У нее ведь работа сдельная, долго разговаривать некогда: чем больше сделаешь, тем больше заплатят.

Это молодое поколение, оно вообще жестокое до невозможности.

- Вообще, - говорит жена, - сейчас в Москве первая реакция людей на подходящего, любого подходящего, даже женщину, молодую симпатичную девушку - напряженное недоверие, закрытость, страх, почти физический, желание пройти мимо, иногда, от страха - агрессия. Если рядом ребенок, его могут инстинктивно прикрыть рукой, придвинуть к себе. Как животное в лесу. Потом, когда обнаруживается, что это социолог, просто уличный опрос - облегчение: а-а, вот вы что, ну, давайте, давайте поговорим… Хотя недоверие сохраняется, часто ехидно спрашивают: а зачем это вам?

Так что неправда, когда говорят, что у нас люди неотзывчивые и грубые, даже как пройти куда-нибудь не скажут, мимо пробегут, - они просто всего боятся! Я же говорю, как звери в лесу.

Церковь Праскевы-Пятницы

Зимой ездили в Казань, к родственникам жены и заодно проветриться немного, на снег посмотреть. В Москве последнее время с этим плохо. Хорошо съездили, и правда, на снег насмотрелись, на сугробы, на то, как он блестит под фонарями вечером, как пушистым ковром покрывает дворы и по нему поздно вечером цепочки одиноких следов тянутся. Потом, город такой после Москвы тихий, хотя и современный, последние годы сильно похорошевший, много торговых центров, кафе и все сильно дешевле по сравнению со столицей нашей родины. Иногда я бродил там один, особенно в районе исторического центра и казанского Кремля. Тихие улочки, старинные дома, улицы не заполнены автомобилями, как в Москве. В тех местах, кроме огромной новой мечети в черте Кремля, много церквей, часто недавно отреставрированных и покрашенных, рядом храм со знаменитой чудотворной иконой Казанской Божьей матери, которую папа Иоанн Павел II подарил (или вернул, как угодно можно сказать) нашей стране. В одну из таких церквей, всю белую, чистую, с большими синими куполами, я и зашел, честно говоря, в основном, чтобы погреться. Еще название меня привлекло необычное на дорожном указателе - церковь Праскевы-Пятницы.

Зашел и обрадовался - в церкви никого не было. Ни одного человека, несмотря на воскресенье. Все-таки что значит не совсем русский город. Только горели несколько лампад и свечей перед образами и настольная лампа в углу, где киоск со свечками и иконами, где какая-то бабушка читала, шевеля губами, церковную книгу. И так необычно для церкви - в боковом приделе стояло несколько кресел, именно кресел и журнальный столик. Я спросил у бабушки, можно ли присесть, сел и огляделся. Увидел большой, метр на метр, наверное, образ Святителя Игнатия Брянчанинова, и обрадовался: я читал его проповеди в Интернете, и еще у меня есть его книжка. Это святитель пушкинского времени, и у него в проповедях есть одно очень хорошее место, где он говорит о людях, считающих свою веру чуть ли не заслугой. А ведь в Евангелии сказано - “милости хощу, а не жертвы…”, пишет Брянчанинов. Я спросил у бабушки, откуда здесь эта икона.

- А это нашему настоятелю подарили в Москве, - сказала она. - Это писатель один.

- Писатель подарил? - не понял я.

- Нет, писатель на иконе. Вы что, интересуетесь? - спросила она немного погодя. - У нас во дворе часовня есть. Недавно построили. Показать вам? Я могу отпереть выход, что туда идет.

Симпатичная была какая-то бабушка, простая, но не сердитая, как иногда (или, увы, часто) это бывает.

Она принесла ключи и сказала:

- Это… на месте репрессий возвели часовню. Сталинских. Не так давно.

Отперла дверь, и я вышел на церковный двор.

- Вы вернетесь? Я не буду запирать тогда, - сказала она.