Москва Норд-Ост

В соответствии со списком Айшат Бакуевой было не двадцать шесть, а тридцать четыре, и звали ее Луиза.

Секилат Алиева (2 января 1977г.р.) в паспорте имела прописку: Грозный, ул. Садовская; место работы - ассистент на кафедре истории Чеченского университета.

Из найденных документов следует также, что актерской профессии обучалась не она, а Мадина Дугаева (13 января 1978г.р.), бывшая даже ассистенткой на кафедре актерского мастерства. У Мадины нашли две открытки (Любимой сестре Мадине от любимой, единственной и неповторимой сестры Иман… 27.04.01 и Всего самого лучшего в твой день рождения, счастья. Амин и мама. 13.01.02). Кроме того, у Мадины в паспорте лежали четырнадцать фотографий, на которых сняты ее ученики на фоне руин, и пожилая женщина, может быть мать, за стиркой. Трудно себе представить, что почти двадцатипятилетняя женщина идет на смерть и берет с собой такие фотографии.

Шерматова пишет также о двух сестрах Коке и Айман Курбановых, но в списке террористов, опубликованном российскими газетами, есть сестры Кока и Айман Хаджиевы (одна из них родилась 9 апреля 1976 года, вторая - 26 июля 1974 года). Со слов Шерматовой, одна из сестер сменила имя на Раяна. В списке прокуратуры действительно есть Райнан Курбатова, но ничто не указывает на то, что она как-то связана с сестрами. Кроме того, она больше чем на шесть лет старше (родилась 18 февраля 1964 года).

Несмотря на эти неточности, имевшие хождение в Чечне и опубликованные в «Московских новостях», данные представляются достаточно правдоподобными.

Была еще одна «женщина с Дубровки», Асет Гишлуркаева, написали о ней журналисты немецкой газеты «Ди Тагесцайтунг». Вот пересказ этой истории:

Знакомые утверждают, что Ася, как ее называли, была умной, веселой, всегда со всей душой отдавалась тому, чем занималась. Получила филологическое образование, в своем селе Ачхой-Мартан занялась пекарней, превратила ее в процветающее предприятие. Однако затем бросила это занятие, вышла замуж за ваххабита. Вскоре после свадьбы ее муж ушел в горы, чтобы бороться с оружием в руках, и погиб в одном из боев. Потом федеральные войска задержали ее брата, и он пропал без слуху без духу. В октябре 2002 года Ася сказала знакомым, что едет в больницу в Ростов-на-Дону на обследование. Через несколько дней знакомые увидели ее по телевидению - мертвую.

В рассказе этом не было каких-то подробностей о семье террористки, однако меньше чем через неделю после того, как театр на Дубровке взяли российские десантники, в Ачхой-Мартане взлетел на воздух дом шестидесятидвухлетней Зуры Гишлуркаевой. Около трех часов ночи в дом ворвались русские и спросили, где мужчины. Когда женщина ответила, что они зарабатывают деньги в России, десантники забрали двух женщин и двух мальчиков - десяти месяцев и четырех лет - и увезли на грузовиках за несколько километров от Ачхой-Мартана. По дороге Зура Гишлуркаева услыхала два мощных взрыва. Оказалось, что взрывы были настолько сильными, что не только сравняли с землей ее дом, но и снесли крыши и повыбивали окна в соседних домах в радиусе нескольких сотен метров. Это была месть русских за Дубровку, месть в ближневосточном стиле.

Беседуя с бывшими заложниками, я расспрашивал обо всех подробностях, касающихся террористов. Я пытался таким образом «оживить» известные по списку имена, собрать воедино мозаику кружащих по Чечне историй. Удалось мне это сделать как раз только в отношении Асет Гишлуркаевой, которую другие члены отряда называли Асей. С ней контактировала учительница Виктория Кругликова. Ася дежурила в партере с правой стороны, рядом с выходом. Кругликова запомнила, что женщина упоминала об оставленном в Чечне сыночке, которому не было и года. Почти не вызывает сомнений, что десятимесячный мальчик, выброшенный ночью российским спецназом из дома, - сын Асет. Судя по возрасту, родился он где-то в декабре 2001 года.

Сестра Кругликовой, Ирина Фадеева, сказала даже в какой-то момент, что, если они выживут в теракте, а с Асей что-нибудь случится, она поедет в Чечню и возьмет мальчика на воспитание. К контактам Аси Гишлуркаевой и Виктории Кругликовой я еще вернусь позднее.

Дискуссии по поводу того, были ли члены террористической группы готовы на смерть и хотели ли они взорвать себя, шли во время оккупации театра, после финала драмы и не стихают до сих пор. Террористы якобы сказали Анне Политковской, что, даже если власти выполнят их требования и все заложники будут освобождены, они добровольно не уйдут, будут сражаться внутри театра и погибнут. Но постараются при этом убить как можно больше русских.

Многие заложники, наблюдая за террористами, пришли к выводу, что на смерть были готовы только женщины, в отличие от мужчин. Они догадывались, что у мужчин был какой-то план побега, а вот женщины были полны решимости взорваться.