Москва парадная. Тайны и предания Запретного города

Московский род предпринимателей Мазуриных ведет свое происхождение из города Серпухова, где им принадлежала бумаготкацкая фабрика. Одним из первых купцов Мазуриных упоминается Дмитрий Алексеевич, прибывший в Москву вместе с женой и тремя родными братьями. В воспоминаниях московского купца и предпринимателя Н.А. Варенцова, относящихся к концу XIX века, описано преступление, совершенное родным братом Дмитрия Алексеем Алексеевичем Мазуриным, бывшим в то время московским городским головой. «Этот жуткий рассказ, — писал Николай Александрович Варенцов, — мне пришлось много раз слышать еще с самого раннего детства. Его поведала мне моя мать, слышавшая его от своей матери». Городской голова совершил проступок, за который, как утверждала народная молва, последовала Божья кара и весь его род был проклят до седьмого колена.

Купец 1-й гильдии, потомственный почетный гражданин, кавалер нескольких российских орденов А.А.Мазурин был известен среди московского купечества и имел богатые связи. Его считали за умного и предприимчивого купца, пользующегося известностью среди московского купечества; особенно с ним дружил один богатый грек Ашкенази, занимавшимся скупкой драгоценных камней и сибирских мехов для дальнейшей продажи за границей. Дружба Мазурина и грека была настолько крепкой, что они решили побрататься между собой, то есть поменяться нательными крестами. После этого они стали считать друг друга братьями, советовались друг с другом и в тяжелые годы поддерживали взаимно деньгами.

Купец, считающий деньги. Б. Кустодиев

Однажды грек по торговым делам отправился в Англию и Индию. Перед отъездом он зашел к лучшему другу и попросил его взять на сохранение ларец с драгоценностями, опасаясь оставлять его в своем деревянном доме, и значительную сумму денег на содержание своей жены и двух дочерей. «Я рассчитываю совершить поездку в год, но, может быть, задержусь, так на всякий случай даю на два, чтобы моя семья ни в чем не нуждалась за мое отсутствие», сказал купец другу и, попрощавшись, уехал. Мазурин с охотой согласился выполнить просьбу. Все это происходило в присутствие его десятилетнего сына, случайно пришедшего к отцу.

Купец уехал, очень удачно совершил сделки, но на обратном пути корабль попал в шторм и затонул. Погибла вся команда, грузы… Самому греку каким-то чудом удалось спастись. Его подобрал корабль, плывший в Индию. Только через три с лишком года грек вернулся в Москву. Первым делом он поехал к себе на Покровку, в Успенский переулок, и нашел вместо дома пепелище. Тогда он зашел в церковь, что была по соседству, где перепуганный насмерть псаломщик рассказал, что его считали давно умершим и церковь молится за упокой его души. Дом его сгорел при пожаре, но жена и дочь живы, живут на Швивой горке, очень бедствуют, и держат маленькую прачечную, так как, когда кончились деньги, оставленные греком, Мазурин перестал им помогать.

Возмущенный поступком друга Ашкенази пошел к другу, который заявил, что никаких ценностей не брал. Произошел крупный разговор, после чего Мазурин сорвал с себя крест и швырнул его на пол со словами: «Я тебе не брат!» Начался судебный процесс. Грек напомнил, что при передаче драгоценностей присутствовал младший сын Мазурина. Отрок подтвердил, что он действительно видел ларец, но, что находилось в нем, не знает, и бедного грека посадили в тюрьму за ложь и вымогательство.

При ревизии тюрем, оклеветанный грек через генерал-адъютанта подал прошение на Высочайшее имя. Он написал самому императору Николаю 1, что уверен в невозможности пересмотра его дела, но был бы глубоко признателен, если бы Мазурина заставили дать клятву перед крестом и Евангелием, что он ларца с драгоценностями не брал. Если Мазурин это исполнит, писал грек, он готов остаться в тюрьме на всю жизнь.

Государь повелел освободить грека из тюрьмы, а Мазурина привлечь к принесению клятвы. Из воспоминаний купца Н. А. Варенцова: «Распоряжением московского начальства принесение клятвы было обставлено чрезвычайно торжественно. В двенадцать часов ночи Мазурин должен выйти из дома босым, одетым в саван, перепоясанный веревкой, со свечой в руке из черного воска. Перед ним шло духовенство в черных ризах, несшее крест и св. Евангелие; это шествие по бокам сопровождал ряд монахов в мантиях, тоже со свечами в руках. Находящиеся по пути следования церкви печально перезванивались, как это обыкновенно делалось во время перенесения праха священника на место постоянного упокоения.

Путь шествия был по Покровке, Маросейке, Ильинке, Красной площади до Казанского собора. Это картинное зрелище — борьбы житейских выгод мира с чувством совести — было чрезвычайно тяжелое и потрясающее; многие слабонервные плакали. Площади и тротуары были усыпаны народом, собралась смотреть вся Москва.