Москва патриаршая

4 января 1657 года Неронов в Кремле объявился Никону, когда тот шел служить обедню. Никон встретил его спокойно, ни в чем не упрекнул, после литургии пригласил к себе. Между ними состоялась беседа, в которой Неронов излил на патриарха целый поток укоризн. «Со вселенскими патриархами несть противен, якоже ты глаголеши, но тебе единому не покорялся...» - говорил он161. Никон молчал. Он всегда хотел примирить своих противников с Церковью. Этого требовала его христианская совесть и забота о сохранении церковного единства. Он с глубоким смирением выслушивал гневные обличения Неронова: «Какая тебе честь, владыко святый, что всякому еси страшен?.. Дивлюся, - государевы царевы власти уже не слышать; от тебя всем страх и твои посланники паче царевых всем страшны... Ваше убо святительское дело - Христово смирение подражати и Его... святую кротость». Никон ответил: «Не могу, батюшко, терпеть, - и подал Неронову письма и челобитные своих противников: - Возьми, старец Григорий, и прочти». Неронов продолжал: «Добро бы, святитель, подражати тебе кроткого нашего учителя Спаса Христа, а не гордостью и мучением сан держати. Смирен убо сердцем Христос учитель наш, а ты добре сердит». - «Прости, старец Григорий, не могу терпеть», - спокойно отвечал патриарх Неронову162, не замечавшему, что своим состоянием и отношением к нему Никон опровергает все его упреки...

Через две недели состоялось официальное примирение Неронова с Церковью, выглядевшее весьма своеобразно и показательно. После воскресной литургии по заамвонной молитве Никон приказал привести в Успенский собор Неронова. Патриарх должен был снять с него проклятия, положенные Собором 18 мая 1656 года. Когда Неронов пришел, Никон обратился к нему: «Старец Григорий, приобщаешися ли святей соборной и апостольской Церкви?» Неронов отвечал: «Не вем, яже глаголеши! Аз убо никогда отлучен был от святыя... Церкви, и Собору на меня никакова не бывало и прения моего ни с кем нет (!)... А что ты на меня клятву положил - своею дерзостью, по страсти своей, гневаяся, что я тебе о той же святей соборной и апостольской Церкви правду говорил (!)...» Не ответив ничего, патриарх Никон заплакал и стал читать над Нероновым разрешительные молитвы. Плакал и Неронов. И причастился Св. Тайн от руки Никона163.

Спустя немного времени, когда Неронов заговорил однажды о старых Служебниках, приверженцем которых он был, Никон сказал ему: «Обои де добры (то есть и старые и новые), все де равно, по коим хощешь, по тем и служишь»164 (то есть служи). И благословил Неронова держаться угодных ему старых Служебников! Никон уступил Неронову также и в том, чтобы в Успенском соборе Кремля по-старому двоили, а не троили «аллилуиа»165.

Но Неронов, примирившись с Церковью, не смог примириться с Никоном и не переставал враждовать и интриговать против него. В том же январе 1657 года царь, увидев за богослужением Неронова, подошел к нему, сказав: «Не удаляйся от нас, старец Григорий». И Григорий ответил: «Доколе, государь, терпеть тебе такову Божию врагу (Никону). Смутил всею русскую землею и твою царскую честь попрал, и уже твоей власти не слышать - от него, врага, всем страх!» Алексей Михайлович, «яко устыдевся, скоро от старца отиде, ничтоже ему рече»166. Что и говорить, Неронов ударил не в бровь, а в глаз - прямо по царскому самолюбию! Это была самая уязвимая точка, и именно в эту точку стали наносить удары все противники Никона. Старец Григорий поносил Никона где мог и как мог. Патриарх терпел. Однажды видели, как Никон, приехав на могилу о. Стефана Вонифатьева († 11 ноября 1656 года) - их общего с Григорием (Нероновым) друга, долго плакал и несколько раз повторял: «Старец Григорий!»167 Вот чего стоило Никону это терпение.

Нет никакого сомнения в том, что Никон точно так же позволил бы соблюдать старые обряды всем упорно этого желающим, при условии их обращения и примирения - не с ним, а с Церковью! Отсюда видно, что исправления обрядности не было для Никона (при всей его настойчивости в этом) таким делом, которому стоило бы принести в жертву церковное единство. С полным основанием историк Церкви митрополит Макарий (Булгаков) полагает, что если бы Никон не оставил кафедры и правление его продолжалось далее, то раскола в Русской церкви не было бы168. К такому же выводу приходили затем и другие ученые архиереи169. В 1658 году, когда Никон ушел от патриаршества, раскола в Церкви еще не было. Несколько непокоренных священнослужителей хулили Никона и его преобразования вплоть до безобразных ругательств, сочиняли о нем фантастические небылицы и тем, конечно, волновали людей. Но раскол как решительное и сознательное движение значительных народных масс начался много лет спустя после ухода Никона от дел и с особой силой развернулся только после его смерти. К тому были уже свои особые причины. Одна из них состояла в том, что линии, ясно намеченной Никоном, не пожелали следовать: старые обряды были запрещены и прокляты.