Москва Первопрестольная. История столицы от ее основания до крушения Российской империи

Когда пришло время представить посла царю, все они подверглись еще и другим обидам и оскорблениям, но перенесли это с равнодушием и презрением. Царь принял их во всем великолепии своего величия, три венца стояли перед ним, он сидел в окружении своих князей и бояр. По его приказанию с посла сняли тулуп и шапку и надели одежду, затканную золотом, и дорогую шапку. Посол был очень доволен, его ввели к царю, но сопровождавших его оставили за железной решеткой, отделявшей их от царя. Это сильно раздражало посла, который протестовал своим резким, злобным голосом, с яростным выражением лица. Четыре стражника подвели его к царю. Тогда это безобразное существо безо всякого приветствия сказало, что его господин… великий царь всех земель и ханств, да осветит солнце его дни, послал к нему, Ивану Васильевичу, его вассалу и великому князю всея Руси, с его дозволения узнать, как ему пришлось по душе наказание мечом, огнем и голодом, от которого он посылает ему избавление. Тут посол вытащил грязный острый нож: “Этим ножом пусть царь перережет себе горло”

Его торопливо вытолкали из палаты без ответа, и попытались было отнять дорогую шапку и одежду, но он и сопровождавшие его боролись так ожесточенно, что этого не удалось сделать. Их отвели в то же место, откуда привели, а царь впал в сильный приступ ярости, послал за своим духовником, рвал на себе волосы и бороду как безумный».

Московская царица

Боярин Федор Нагой много лет прожил в ссылке и неожиданно для самого себя получил царский указ немедленно вернуться в столицу. Нагой не мог объяснить для себя, благодаря чему с него сняли опалу. Между тем дело обстояло очень просто. В вотчине опального боярина случайно, проездом, был князь Одоевский – один из послов, постоянно ездивший из Москвы к польскому королю. Вернувшись в Москву, князь, выполнивший свою дипломатическую миссию очень неудачно, придумал способ расположить к себе царя. Он в ярких красках описал ему красоту боярышни Марии Нагой. Иван так увлекся этим описанием, что немедленно приказал вернуть в Москву Федора Нагого со всем его семейством.

Мария Нагая действительно была идеалом русской красавицы. Высокая, статная, с большими выразительными глазами и густой косой ниже пояса, она пленяла всех, кому приходилось ее видеть.

На другой день после приезда Нагого царь вызвал его к себе, обласкал, пожаловал подмосковной вотчиной и в знак особой милости объявил, что на днях посетит его.

Действительно, через два дня возле дома Нагого, находившегося на окраине Москвы, появился царский поезд. Государь приехал верхом. К этому времени он уже настолько одряхлел, что ему трудно было держаться в седле, но все равно без посторонней помощи слез с коня. Свита, соблюдая обычай, спешилась у ворот.

Боярин встретил царя на крыльце глубокими поклонами. В обширной, богато убранной стольной горнице высокого гостя ждала боярыня с подносом, на котором стояли две золотые чарки: для царя и хозяина. Иван вошел, оглянулся, поморщился и, не отвечая на поклон боярыни, сказал:

– Не ладно принимаешь, боярин. Я к тебе со всеми милостями, а ты меня обижать задумал.

– Помилуй, великий государь, – растерялся Нагой. – Можно ли мне и помыслить чинить тебе обиду? В чем ее усмотреть изволил?

– А в том, – ответил Иван, – что не кажешь мне свою дочь. А она, сказывают, красоты неописуемой.

Боярышня.

Художник Н. Лоренц

Эти слова объяснили Нагому, чему он обязан снятием опалы. Его дочь Мария была просватана за одного из бояр, жившего по соседству с вотчиной, в которой Нагой провел более десяти лет. Поэтому боярышня не приехала со всем семейством в Москву. Несколько секунд боярин раздумывал, потом решительно заявил, что Мария хворает и потому не может покинуть своей светелки. Но государь не любил менять своих намерений. Он приехал к Нагому, чтобы увидеть его дочь, и должен был ее увидеть во чтобы то ни стало.

– Ничего, боярин, – весело сказал он. – Хоть и недужна боярышня, а видеть ее я хочу. Веди меня к ней.

Боярыня настолько испугалась, что уронила поднос. Чарки со звоном покатились по полу, вино разлилось. Момент бы критический. Боярин упал царю в ноги и покаялся, что обманул его и Марии нет в Москве.

Против ожидания царь не разгневался. Добродушно усмехнувшись, сказал:

– То-то, Федор! Нелегко провести меня. А теперь посылай за боярышней. Послезавтра опять приду к тебе. И если и тогда ее здесь не будет, не прогневайся…

Царь уехал. Нагой тотчас поскакал в свою вотчину и вернулся в Москву с дочерью. Мария плакала, умоляла убить ее, но не разлучать с женихом. Тщетно, честолюбивый боярин решил выполнить царский приказ.

В назначенное время Иван приехал к Нагому. На этот раз вино поднесла ему Мария. Она произвела на царя сильное впечатление. Вопреки всем обычаям он при ней сказал Федору:

– Ну, боярин, сам я у тебя сватом буду. Полюбилась мне твоя дочь, быть ей московской царицей.

Мария упала в обморок. Нагой низко поклонился.

Царь усмехнулся и, взглянув на лежащую без чувств девушку, сказал:

– Видно, не по нраву пришелся я боярышне. Да ничего, стерпится – слюбится.