Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова

Сыграли до ужина. Там маленько после ужина. Там утречком пораньше. А там и пошло у нас каждый день. Глядишь – и дней не видно. Не только, скажем, скука, рожу помыть или кофейку выпить некогда. Две недельки прошли, как сладкий сон» («Чудный отдых», 1926).

12.16О, свобода и равенство! О, братство и иждивенчество! —

Ироническая компиляция идеологических штампов, в которой определение сути существования партийной и бюрократической советской номенклатуры, а также огромного числа граждан, занимавшихся в СССР производственной деятельностью номинально, подобно Вениной бригаде, то есть иждивенчество включается в контекст знаменитого лозунга Великой французской революции «Свобода, равенство, братство». Лозунг впервые был обнародован в постановлении парижского клуба кордельеров 30 июня 1793 г., позже закреплен французской конституцией 1848 г. В советской действительности этот лозунг функционировал как определяющий последствия построения коммунизма, к которому КПСС вплотную подвела советский народ в 1961 г., когда на XXII съезде приняла очередную программу, включавшую в себя, помимо прочего, и следующие гарантии: «Коммунизм <…> утверждает на земле Мир, Труд, Свободу, Равенство, Братство и Счастье всех народов».

Свобода, Равенство и Братство как идеалы человеческого существования неоднократно воспевались поэтами, причем и до коммунистов. Некрасов в свое время определял их как «жизни вольные впечатления» и «человеческие стремления»:

С ними ты рожден природою —
Возлелей их, сохрани!
Братством, Равенством, Свободою
Называются они!

Возлюби их! на служение

Им отдайся до конца!
Нет прекрасней назначения,
Лучезарней нет венца.

(«Песня Еремушке», 1859)

12.17 C. 25. О, сладость неподотчетности! —

Ср. с положением Нового Завета: «Итак, каждый из нас за себя даст отчет Богу» (Рим. 14: 12). Неподотчетен же, по Библии, только Господь: «Для чего тебе состязаться с Ним? Он не дает отчета ни в каких делах Своих» (Иов. 33: 13).

12.18Я расширял им кругозор по мере сил, и им очень нравилось, когда я им его расширял… —

Набор тем и имен, включавшихся в программу по «расширению кругозора» неинтеллигентов, был на рубеже 1960–1970-х гг. для советских людей приблизительно одинаков и стабилен. Так, например, в советском лагере для заключенных:

«…Восьмилетнее образование было обязательно для всех моложе пятидесяти, десятилетнее – для желающих, занятия проходили после работы, по ускоренной программе и без изучения иностранных языков – считалось, что, изучив язык, озлобленный на родную власть зэк сразу же бежит за границу. <…> Политзанятия – неизбежный элемент советской жизни – проводились сначала раз в неделю, а с середины 1972 года ежедневно, кроме воскресений. Минут тридцать, а то и час офицер или учитель бубнили по бумажке переписанные из „Правды“ фразы, отнимая у зэков остатки свободного времени. Занятия проводились в жилых секциях, летом всех уклоняющихся загоняли в бараки, зимой просто некуда было деться. Бубнеж лектора никто не слушал, что понимали сами пропагандисты, говоря, однако: если каждый раз пусть хоть одна тысячная попадет вам в голову, что-то у вас там наберется. И хотя зэки, как все „советские люди“, посмеивались над лекциями, воскресниками, лозунгами – но привыкли считать их необходимыми, как иконы в церкви, сама повторяемость ритуала создает ощущение, что так надо. Раза два при мне приезжали лекторы из Москвы – срочно нужно было разъяснить преимущества разрядки [политической напряженности в мире], тогда лекции устраивались в столовой и многие хотели послушать. Один раз нам сделали доклад о латиноамериканских революционерах.

Мне в голову приходило, что для большинства зэков – далеко не все знали, где Латинская Америка, – была бы полезнее лекция, как пользоваться уборной. <…> Некоторые зэки пытались заниматься самообразованием: языками, философией; как правило, из-за нехватки времени, слабой подготовки и трудных условий ничего из этого не выходило, занятия по философии носили скорее комический оттенок как заманчивый путь для малообразованного человека сразу достичь вершин знаний. Был даже в зоне зэк по прозвищу Философ, который три раза в неделю подходил ко мне, предлагая ответить, что такое анархизм, жил ли действительно Иисус Христос, чем парадигма отличается от синтагмы. Он мне также жаловался на необстоятельность Максима Горького – читает уже четвертый том „Жизни Клима Самгина“, а все еще не ясно, много ли Самгин зарабатывает» (Амальрик А. Записки диссидента. С. 204, 205).