Москва-Поднебесная, или Твоя стена - твое сознание

— Но я не знаю, что такое быть майором… — опечалился младенец.

— Майор ты или не майор, но это мой мир и я не хочу, что бы ты тут находился! — выдал свое резюме Савелий, — Так что уходи!

— Я не могу…

— Почему это?

— Потому что я, это не совсем я… не полностью…

— Как такое может быть? Что значит не полностью?

— Я многого не помню… И у меня нет сил уйти… я не знаю дороги.

— А как ты сюда пришел? — Никромантова начало раздражать присутствие странного дитя в его мире.

— Не знаю…

— Что тебя не спроси — ты ничего не знаешь!

— Я знаю, что смерти нет, — ответил младенец, таинственно улыбаясь.

Савелий вдруг понял, что малыш говорит истину. Осознание этого было таким простым, понятным и естественным, как свежий ветер, как прикосновение солнечного луча к коже, как утро или ночь. От такого признания в душе Никромантова разлилось блаженство. Он всегда подозревал, что именно так все и должно быть. Что не просто дана человеку жизнь. Что не ради она одного мига созерцания красоты мира, всеобъемлющего его великолепия и вечного за ним забвения. Жизнь вечна! Душа бессмертна! — обрадовался он. Но откуда это знает ребенок, который и себя то не помнит?

— Кто тебе об этом сказал?

— Об этом никому не нужно говорить, это и так знают все, но понимают не сразу. Только когда находятся в круге небытия… как я.

— Может я как то могу помочь тебе выбраться от сюда?

— Пожалуй можешь, — подумав ответил светящийся малыш.

— И каким образом?

Младенец закрыл глаза и вдруг засветился ярче. Савелию даже показалось, что воздух вокруг него слегка заискрился и загустел, как бывает перед грозой.

— Мне кажется, ты очень сильно должен этого захотеть.

— Да я итак этого хочу, — серьезно ответил уфолог Никромантов. Светящийся ребенок не то что бы раздражал его или был неприятен, но Савелий ощущал гнетущий дискомфорт от его присутствия, словно кто-то чужой присутствовал бы в душевой, где он голый моется и отпаривает мозоли.

— Очень сильно захотеть, — настаивал младенец.

— Ладно. Я очень сильно хочу, чтобы ты убрался от сюда, туда от куда пришел! — проговорил уфолог.

Светящийся гость не шелохнулся.

— Уходи! — крикнул Савелий грозно.

— Еще сильнее я, кажется, что-то чувствую…

— Убирайся! Вон! — заорал Никромантов, сам себе удивляясь. Кричать на вторгнувшегося в его мир человечка было нестерпимо приятно, — Вон! Уходи! Выметайся!!! — орал разошедшийся исследователь неопознанных летающих объектов, — Изиди из моего мира!!! Во-оон!!!

Младенец на глазах начал бледнеть, свет его уже не был таким ярким, да и сам он будто уменьшился в объеме.

— Выметайся из моего мира! Уходи-и и и!!! — сумасшедшим голосом орал Некромантов. Внутри него кипело странное чувство, не ненависть, не злость, а дикое возбуждение. Чем ожесточеннее он орал на младенца, тем ему становилось лучше. Такого безумного удовольствия он не испытывал давно, а может вообще никогда не испытывал. Тело его дрожало, и голос обрел небывалую мощь, словно усиленный громадными динамическими порталами.

— Вон!!! Убирайся вон!!!..

В ушах засвистело, вдруг ниоткуда возник сильнейший ветер, который подхватил совершенно уже погасшего младенца и с диким ревом понес ввысь, к звездам. Зрелище это было необычайно завораживающим, колдовски притягательным. Улетающий ракетой младенец, с дикой скоростью пронзая атмосферу, словно раскаленный болид, несся в черную бездну космоса, а вслед ему выл чудовищной сиреной Некромантов:

— Во-ооо-он!!! Вон из меня!!!..

Совсем высоко, когда младенец превратился в еле различимую точку, прогремел гром. Ужасный и невероятный, словно грохот взорвавшейся у границы вселенной протонной звезды. Небо озарилось ярко-ярко и Савелий, вскочив, проснулся, схватившись за голову трясущимися руками. У него было ощущение, что из его шевелюры только что жестоко выдрали клок волос, вместе с кожей. Из глаз сами собой катились слезы и вместе с тем, он ощущал неописуемое облегчение и счастье.

— Ну и сон! — сказал Савелий. И подумав, добавил, — Нет! Что бы он мне не говорил, я то знаю кто он… Контактер!

Никромантов осторожно ощупал голову и нашел, что вся его растительность цела и невредима. Боль ушла, а настроение стало каким-то возвышенно-легким. Он сладко потянулся и пошел на кухню, заваривать себе чай. К слову сказать, о своем пребывании в полигоне «Плаком» уфолог совершенно забыл, а в месте с этим из памяти исчез и Павел Первородько со своим жутким блокнотом.

КРУШЕНИЕ