Москва-Поднебесная, или Твоя стена - твое сознание

— А кто сказал, что это дело рук одного человека? — выдал аргумент Загробулько, — Я как раз и утверждаю что это заранее спланированная, и очень хорошо профинансированная диверсия. И осуществили ее не эти три… шута гороховых, а… — тут майор встретился взглядом с искрящимися перламутровыми глазками Верочки, которая несколько распутно смотрела на Вифу Агнесовича, покусывая персиковые губки, и потерял нить размышлений. Он покраснел, и по трехлитровому его затылку пробежали мурашки.

— Ладно, приступим, — Профонасенко взял бутыль водки, отвинтил пробку и разлил всем в граненые стаканы. Верочке он налил вина, посмотрев на нее при этом так, что Загробулько захотелось его придушить сию же секунду.

— Давайте за наши, как говориться, силовые органы! — двусмысленно провозгласил Профанасенко. На что Верочка, слегка подрумянилась и зачем-то скосила прелестные глазки на низ живота Вифы Агнесовича. Тот смутился крайне, одним махом выпил, секундно ощутив малиновый аромат, вовсе водке не свойственный и следом проглотил дольку лимона. По примеру майора выпили и все остальные, также закусив цитрусовым фруктом, а Профонасенко еще и икнул неприлично.

— Погода-то, какая, — воскликнул Васильков, посмотрев в окно, где зеленела гудящая Москва. На рыбалку ехать надо, на Клязьму!

— Да какая Клязьма, к чертовой матери, — отмахнулся Профанасенко, которому водка явно не пошла, — там рыбы-то нет, одни пиявки.

— На Байкал бы поехать, — мечтательно задумался Варлам Каюмов, — там природа!..

— Да, природа там говорят безумно красивая, — поддержал майор, чувствуя что странная какая-то водка, — а главное чисто и нет этого мельтешения городского, — он устало зевнул.

— Не, я бы лучше в Арабские Эмираты махнул, — раскрасневшись и слишком уж пьяно, для одной то рюмки, прохрипел Профанасенко, — там шубу жене куплю, в три раза дешевле! — он схватил водку и налив почему-то только себе полный стакан, тут же выпил его пролив по краям рта две струйки, после чего скривился жутко, словно стухший грейпфрут.

— А другим налить, — удивился Семирядцев, как и майор сонно зевая.

— Чево? — не сообразил сразу коллега, лицо которого стало от чего-то неприятным, — А-ааа… ща… — он налил остальным, пьяно елозя окулярами зрачков по Верочкиным коленкам. Она, видя это, попыталась отстраниться от похотливого сального взгляда и призывно посмотрела на Загробулько.

Тот, чувствуя совершенно необъяснимую сонливость, встряхнулся и заступился за богиню своих грез:

— Ты чего нажрался, Профонасенко? С одного стакана, как свинья!

Коллега поднял лиловое лицо и фонтанируя слюной осоловело прохрюкал:

— Сам ты свинья… Трехлитровая!

Загробулько, услышав унизительный эпитет, произнесенный в его адрес при Верочке, вскочил и хотел было со всего маху треснуть коллегу в нос, как вдруг увидел что у того, вместо намеченной мишени, вырос прямо на глазах свиной пятачок, из которого донеслось что-то булькающе-матершинное. Пыл майора сразу остыл и он с ужасом замер, указывая на Профонасенко дрожащим пальцем. Впрочем, указывать было необязательно, потому что вся компания и без подсказки майора также созерцала кошмарную рожу коллеги.

Верочка, вскрикнув, вскочила и выбежала из кабинета, оставив дверь нараспашку. Васильков, глаза которого от чего-то стали лучистыми и пронзительными, искренне рассмеялся и встав из-за стола и ни слова не говоря спокойно, вслед за сбежавшей практиканткой, вышел в коридор. А остальные участники пирушки, в том числе и майор, провалились в глубокий сон. Не уснул только превратившийся в свиномордого Профанасенко. Он спрыгнул со стула и на четвереньках шатаясь, выбежал в коридор, визгливо матерясь и хрюкая.

АНГЕЛ

Елисей отшатнулся бы, но в его положении это было никак невозможно. Он упирался в стену спиной, так плотно, будто хотел ее проломить. Жуткий оборотень с соколиной головой вдруг открыв крючковатый клюв скрипуче закаркал, и Елисей понял что это его смех.

— Да ведь ты же меня не узнаешь?

Елисей не в силах выдавить из себя ответ, замотал головой, подтверждая гипотезу птицеголового.

— Гор я, — снова улыбнулся тот, — сейчас, правда, для простоты общения зовусь Егор.

Птицеголовый, вдруг встряхнулся, как собака вылезшая из воды, и Нистратов увидел что он уже вовсе не человек-мутант, жертва радиации, а обыкновенный мужчина, лет тридцати — тридцати пяти, кавказкой внешности с ярко выраженными птичьими чертами лица.

— Тяжело тебе придется Носфературс, — посочувствовал Егор, — ты же сейчас обычный человек.

— Да, — подтвердил лысый в пиджаке, — это проблема…

— Я… мне… мне сказали… — начал дрожащим голосом Елисей.

— Ты, друг дорогой, сейчас успокоится должен, и выслушать, что тебе давнишние товарищи скажут, а потом уже заикаться будешь, — произнес наставительным басом стоящий позади Гора, толстяк с шестью руками.