Москва подземная. История. Легенды. Предания

Немецкий дипломат и путешественник Сигизмунд Герберштейн описал великокняжескую охоту: «Мы увидели государя в поле, оставили лошадей своих и приблизились к нему. Он сидел на гордом коне, в богатом терлике, в высокой, осыпанной драгоценными каменьями шапке с златыми перьями, которые развевались ветром; на бедре висел кинжал и два ножа; за спиною, ниже пояса кистень. Подле него ехали с правой стороны царь казанский Алей, вооруженный луком и стрелами, а с левой – два князя молодые, из коих один держал секиру, другой булаву или шестопер; вокруг более трехсот всадников.

Перед вечером сходили с коней, расставляли шатры на лугу. Государь, переменив одежду, садился в своем шатре на кресла, призывал бояр и весело беседовал с ними о подробностях счастливой или неудачной ловли того дня. Служители подавали закуски, вино и мед…»

Сигизмунд Герберштейн в русской одежде, подаренной Василием III

Во время последней государевой охоты под Волоколамском случилось необъяснимое. Конь под Василием Ивановичем вдруг замер на опушке леса и стал ржать. Да так тоненько и жалобно, будто резвый шестилеток-скакун обратился в жеребенка.

Поглядел по сторонам великий князь: что же так на коня подействовало? Вдруг видит: среди деревьев и кустарников мальчонка стоит. Совсем крохотный, а взгляд – мудрый, пронизывающий. И не понять: добра ли жди от него, либо – невзгоды.

Поманил великий князь мальца, а тот бегом в чащу припустил. Не послушался, убежал – ну и Бог с ним!.. Но отчего-то рассердился не на шутку Василий Иванович. Кивнул он своим молодцам:

– Догнать!.. Ко мне привести!..

Кинулись в погоню служивые, да вскоре воротились ни с чем. Головы склонили и руками виновато разводят:

– Упустили, государь!.. Нет нигде мальца! Ни топота не слышно, ни сломанных ветвей не видно. И птицы тревожным криком его путь не отмечают. Вот только на идола деревянного в чащобе наткнулись. Мы того идола изрубили, а мальца так и не нашли…

Не стал великий князь нерасторопных слуг своих наказывать. Не до них… В тот день почувствовал он необъяснимую боль в ноге. Махнул рукой государь и направил коня к своему шатру. Ехал неторопясь, а сам раздумывал: «Не про этого ли мальца толковал чародей?..»

«И того же часа преставился от мира сего…»

Что еще надумал, что совершил в ту недобрую осень 1534 года Василий Иванович, в предании не говорится. Зато в историческом документе отмечено: «Месяца сентября в 21 день в неделю князь великий Василий Иванович выехал с Москвы с великою княгинею Еленою и с детьми своими к живоначальной Троице в Сергиев монастырь в день чудотворцовой памяти помолитися, и оттоле поехал на Волок на свою потеху, где начал изнемогати от тяжкия своея болезни, которая явилась на ноге его на стегне.

…Егда же разболеся крепко от ноги тоя, повелел князь великий вести себя с Волока к пречистой Богоматери во Иосифов монастырь молитися; а оттоле в Москву привезоша его немощнаго ноября в 23 день в неделю. И не бе великому князю от болезни той облегчения».

Вспоминал государь во время болезни слова чародея? Являлась ли к нему перед смертью «изгробная куколь»? Остается только предполагать.

Лишь хроника того времени доносит сквозь века печальную весть о последних земных часах государя Василия Ивановича: «…И дав мир и благословение великой княгине своей и детем, ту предстоящим, таже всем бояром, и того ж часа преставился от мира сего в вечная селения небесная в четверток до света, на память святыя великомученицы Варвары.

И бысть в то время вопль и рыдание неутешное».

«Не говорить, не вспоминать…»

Существовала какая-то смутная, необъяснимая связь между Иваном Грозным и Кудеяром. Поговаривали даже, что они встречались тайком в Первопрестольной и в Коломне. После тех бесед с глазу на глаз будто бы и ушел грозный атаман из подмосковных лесов, на Волгу, а затем на Дон.

Ходили слухи, что несколько раз Иван Грозный приостанавливал погони за Кудеяром. Только выйдут на след ватаги атамана, а тут величайший приказ: поворачивай коней. Так и уходил невредимым Кудеяр и его товарищи.

Никто не смел любопытствовать, что за сговор был у царя со знаменитым разбойником. Знали все в Первопрестольной, чем подобное любопытство может обернуться.

Похвалялся один опричник своим товарищам, будто передавал от государя какую-то записку атаману. Доставлял ее аж в Дикое поле, что находилось между верхней Окой, Доном и левыми притоками Днепра и Десны.

– Буковки не нашенские в той записке, – пояснял опричник. – И атаман ответствовал батюшке-царю не азами и ведями, а такими же бесовскими закорючками. Видать, государь наш тайный знак подал Кудеяру. Не успел мой конь отдышаться, как атаман свою рать забубенную поднял и на Волгу повел. Весть, что я доставил из Дикого поля, царь-батюшка самолично принял. Велел тут же и думному дьяку, и страже, и мне за порог убираться. Вот и смекнул я, братцы, что Кудеяр состоит соглядатаем у государя нашего…