Москва подземная. История. Легенды. Предания

По Москве ходило множество слухов и анекдотов о Кусовниковых. Рассказывали, будто спят они днем, а ночью грузят в свой обшарпанный кабриолет два сундучка с деньгами и драгоценностями и до утра колесят по городу, полагая, что если ночью к ним в дом заберутся воры, то, кроме развалившейся мебели, битой и старой посуды, поношенного старого тряпья, ничего не найдут.

Гостей они почти не принимали. А если вдруг кто-то наносил им визит, то Кусовниковы принимали их при одной свече. Угощали гостя так, что второй раз навещать эту семейку он больше не решался. Порой кусовниковские обеды или ужины завершались тем, что гость прямиком отправлялся к лекарю.

Есть литературная версия, будто прообразом гоголевского Плюшкина стала именно парочка скупердяев с Мясницкой.

После двух печальных для этой четы случаев они обратили свой взор к черному колодцу.

Однажды их едва не ограбили во время ночной поездки по городу. Пресненские налетчики отобрали только часы да кошелек с мелочью. Обшарпанные сундучки в кабриолете их не заинтересовали. Но второй случай оказался более неудачным для Кусовниковых.

Как-то раз получили они крупную сумму в ассигнациях. Куда в доме спрятать несколько увесистых пачек?

В то время у дворника тяжело заболела жена. Лекарь посоветовал класть под ее кровать тлеющие древесные угли на железных листах. Ведь в доме из-за скупости хозяев всегда было холодно и сыро.

В один из жарких летних дней дворник не стал этого делать, и Кусовниковы тайком от него спрятали деньги в золу.

Когда хозяева уехали в гости, дворник достал из-под кровати железные листы, не убрав старую золу, навалил на них дрова и поджег.

Вернулись Кусовниковы, когда их деньги стали обгорать. Часть ассигнаций уже обуглилась. Крики, истерика, обмороки скупой семейки лишь веселили соседей по всей Мясницкой.

Долго не могли оправиться Кусовниковы, а когда пришли в себя, решили все свои драгоценности спрятать в заброшенном колодце. Спустили на дно сундучок с золотом, изумрудами, бриллиантами, сапфирами. Потом стали бросать в колодец камни и всякий хлам. Вскоре он был заполнен до самого сруба.

Известно, что колодцы не любят такого отношения к себе и мстят.

И пошла по Москве молва, будто после этого случая Кусовниковы в одночасье слегли и через какое-то время умерли.

В конце XIX века их особняк и сруб Черного колодца снесли, а углубление с мусором прикрыли досками. На месте дома Кусовниковых возвели новый. Он существует и поныне рядом со знаменитым «Чайным домиком» на Мясницкой.

На какое-то время о знаменитых скупердяях в Москве позабыли. Потом вдруг обыватели опомнились. Стали думать-гадать: а где же кусовниковские драгоценности?

И пошла молва о Черном колодце. Кинулись и стар и млад искать его. Да так и не нашли.

Что ж, может, в наше время кому-то повезет? Или уже повезло?..

Мастера и нечистая сила

С Иваном Александровичем я познакомился в конце шестидесятых прошлого века. Был он уже на пенсии. После фронта, с сорок шестого года, работал плотником в каком-то домостроительном комбинате. А вот до войны…

Словом, еще подростком его приняли в артель копателей колодцев. Этим делом занимались и его отец, и дед, и прадед.

– На мне оборвалась династия, – сокрушался Иван Александрович. – Наша артель до Второй мировой войны промышляла в ближних подмосковных селениях. А когда я вернулся с фронта, многие те селения слились с Москвой, заводопроводились, и наша профессия стала не нужна. Хотя кое-где еще и в столице сохранились старые колодцы. Только обветшали они, поусохли.

Я удивленно взглянул на собеседника.

– На дворе – конец шестидесятых, люди в космос летают. А в Москве – колодцы?

Старик ничего не ответил. Может, нахлынули воспоминания, а может, стало грустно, что канула в Лету его первая профессия.

Но через несколько минут он снова оживился и охотно стал рассказывать о былом.

– Мой отец жил на Пресне по соседству со старухами-колдуньями и предсказательницами. Была у тех старух своего рода специализация – гадать по воде и по «голосу колодца». Заглянут в него и протяжно произносят: «Ум-мау». И от того, как изменяется звучание их голоса, строят предсказание.

– А что означает это колдовское слово? – поинтересовался я.

Иван Александрович пожал плечами.

– Не знаю. Но что примечательно: мастера-колодезники в старину тоже произносили «ум-мау». Только не для предсказаний, а для определения – болен или здоров колодец.

Я недоверчиво взглянул на старика: говорит о неодушевленном предмете как о живом человеке. Может, подшучивает?

Нет, лицо собеседника оставалось серьезным. Заметив мой недоверчивый взгляд, он оживленно продолжил.

– А ты как думал? Колодцы тоже болеют. Портится или уходит вода, гниют деревянные обклады, засоряются, или что-то сбросят в него… Бывало, и трупы извлекали. Но убийцы, которые таким макаром избавлялись от следов преступления, долго не гуляли по свету. Не знаю уж, как так выходило: вскорости поджидала их лютая смерть. Вода все помнит, вода обидчива, а колодезная – особенно.