Москва подземная

Известный американский специалист по акустике и лингвистике, психиатр Питер Освальд отмечал: «…каждый звук в природе представляет собой относительно сложное физическое явление, к которому следует подходить с точки зрения продолжительности во времени от начала колебаний до их прекращения плюс необходимо учитывать точную форму волн, частоту и интенсивность колебательных компонентов. Мало того что порог слышимости может смещаться в процессе слушания, но даже еще до начала звучания уровень этого порога у различных слушателей может быть различным в зависимости от сосредоточенности их внимания или состояния ожидания…»

Питер Освальд много лет изучал историю применения звуков в лечении: «Шум часто используется в терапии. Органы, имеющие дефекты или повреждения, издают характерные шумы, и врачи-клиницисты должны эти шумы распознавать…

… Встречались терапевты, верившие в целебные свойства резкого звукового стимулирования, в основном во времена, когда считали, что болезнь вызвана злыми духами, „вселяющимися“ в тело больного.

Для их изгнания лекари вопили и пронзительно кричали на больных или издавали устрашающий шум с помощью каких-либо инструментов. Под влиянием Месмера, врача, жившего в XVIII веке, который верил скорее в „животный магнетизм“, а не в злых духов (и практиковал, между прочим, музыкальную терапию), развилась гораздо более спокойная и содержательная форма психотерапии. Однако и по сей день, в основном в немедицинских кругах, практикуется так называемая терапия „первобытного вопля“».

Целители на Руси знали, что звук в замкнутом пространстве имеет свои отличия от шума в открытой среде. Неизвестно, когда в Москве впервые стали практиковать лечение звуком в подземелье. В записях, относящихся примерно к середине XIX века, говорится, что «музыка мрака» влияет на человека и имеет такое же целебное значение, как колокольные звоны на поверхности земли. Под «музыкой мрака» лекари Первопрестольной подразумевали специально подобранные шумы, которые они использовали для лечения больных в подземельях. При этом сочетали различные звуки: человеческий голос (чтение молитв, заклинаний или протяжное произношение отдельных букв), плеск воды, завывание ветра, пение птиц (специально принесенных в пещеру), определенные аккорды музыкальных инструментов.

Опустись, моя муза,
Во мрачный тоннель… —

писал поэт Николай Заболоцкий.

В одном московском предании говорится, что знахари лечили звуком: криком, хохотом, похлопыванием в такт ладонями, песнопением и чтением молитв и произнесением заговоров в пещерах Трехгорки и – в расположенных где-то в районе современного района «Сокол».

К началу XX века подобная практика и методика исцеления, возможно, были забыты, лишились своих знатоков и сторонников. И все же подземелья и в наше время не утратили своей опасной и полезной загадочности.

«И что-то еще недоступное»

«Пророки, обличители, утешители…»

Никто не знает, сколько их было на Руси. Чем древней и многолюдней город, тем больше насчитывается в его истории юродивых.

Эти люди отказывались от всевозможных благ и удобств, родственных отношений. Их называли пророками, обличителями, утешителями, совестью земли Русской. А главное, – что по общепризнанным понятиям юродивые являлись Божьими людьми.

Протоиерей Г. Нефедов в своей статье писал о них: «Живя среди общества, юродивые сознательно исключали себя из него.

…Они терпели самые обидные упреки в безумии, презрение и поношения. Но такими странными они были во внешней жизни. В душе же, наедине, они были более разумными по отношению к тем, кто считал их безумными.

…Святое юродство чаще всего возникает в такое время, когда общественное сознание не воспринимает положительные примеры нравственных законов и способно бывает обратиться к доброделанию через отвращение от порока, через обнаружение пагубности страстей. Подвиг святого юродства – это не личный подвиг, а социальный. Он предполагает глубокое понимание жизни и глубочайшее нравственное самообладание.

…Юродивые как носители божественной благодати, стремившиеся под личиной юродства к осуществлению христианских идеалов, не укрылись от людского внимания и благоговения. Их странными речами и поступками не только соблазнялись, но видели в них особенный, таинственно-пророческий смысл. Память о них, как великих угодниках Божиих, тайных молитвенниках за грешный мир, переходила из рода в род, из поколения в поколение».

В большинстве преданий о юродивых Первопрестольной упоминается о их связи с московскими подземельями.

Понятно, что там они скрывались от непогоды, от гонений властей, от злых насмешек, а порой и издевательств обывателей. Во мраке подземелий юродивые оставались как бы один на один с Богом, читали молитвы, о чем-то спрашивали Всевышнего, пытались увидеть и услышать знамения, тайные знаки, ответы на свои вопросы.

Но было в общении юродивых с московскими подземельями что-то еще недоступное пониманию обычных людей.