— Пострадавший! Снова он лепит это слово в лицо подполковнику, у которого нет никаких медицинских документов о его страданиях, да и страданий нет, а есть только оторванный неизвестно кем погон, и с этим погоном он явился в суд и попрекает им людей, которых даже и не видел на Болотной площади. — Вы знаете, что у меня в тюрьме зрение упало до 10 % на одном глазу и до 20 % на другом, пострадавший?
— Нет.
— Вы знаете, что есть полицейские в регионах, которые отказываются разгонять вышедший на улицы народ?
— Вопрос снят!
— Вы выполните приказ, если вам прикажут стрелять в демонстрантов? — задает Акименков свой традиционный вопрос, не обращая внимания на судью Никишину, чей голос сейчас суетливо вертится и вьется вокруг него. Судья пытается защитить маленького сердитого подполковника от слепого человека, сидящего в клетке. Подполковник молчит.
Работает адвокат Макаров. Этот грузный человек в рубашке в синюю полоску и в очках в массивной оправе наезжает на подполковника Беловодского, как бульдозер. Тот пришел в суд, про который он знает, что суд на его стороне, он пришел такой весь самоуверенный и даже чуть упоенный своей ролью гневной жертвы с оторванным погоном, — но теперь он подвергается допросу адвоката Макарова и понимает, что все не так легко и просто даже в этом суде. Макаров давит его, задавая десятки и новые десятки вопросов, касающиеся всех подробностей того, что происходило 6 мая 2012 года на Болотной площади. Даже если сотни вопросов, занимающие часы в заседании, имеют целью сделать пребывание свидетелей обвинения в суде тяжким и обременительным, то и тогда в них уже есть смысл. Но смысл, конечно, не только в этом. Адвокат Макаров вопросами нащупывает дыры в показаниях свидетелей обвинения, закручивает их ум в спираль, выводит их из себя. Россыпями своих бесконечных вопросов он хочет захватить и вытащить из памяти людей крупицы истины и мельчайшие подробности происходившего в тот день на площади.
Макаров очень многое знает о том, что тогда было. Он знает фамилии офицеров полиции, знает номера квадратов на оперативном плане (а подполковник их не может вспомнить, вот странно), знает, какое подразделение, под чьим началом где стояло и куда шло, знает, какие спецсредства были в кузовах грузовиков, знает несовпадения в показаниях полицейских, знает точную топографию места происшествия, которая свидетелям обвинения часто неизвестна. Они иногда даже названий улиц не знают. Упорный и тщательный, оснащенный ноутбуком и листами бумаги с записями, он на всех заседаниях терзает свидетелей обвинения бесчисленными вопросами, и я вполне верю и сам вижу, что своим маниакальным упорством он может допечь человека до белого каления и своей тщательностью довести до обморока. Его прессинг изматывает всех, включая судью Никишину, которая в конце концов устало умолкает за своим столом, сидит там с грустной улыбкой и на третьем часу работы Макарова с надеждой спрашивает: «У вас вопросы еще есть? — Конечно, Ваша Честь!»
Этот круглый, коротко стриженный человек хочет знать о событиях на Болотной площади все. Он хочет узнать, кто командовал операцией по разгону митингующих, какие приказы подполковник получал, устные и письменные, какие маневры осуществляли силы правопорядка, участвовал ли подполковник во встрече с Путиным на базе ОМОНа в Домодедове, в связи с чем утром 6 мая было принято решение о резком увеличении численности полиции в Москве, почему был изменен оперативный план, в результате чего блокирующая цепочка, первоначально не перекрывавшая Болотную площадь, была перенесена вперед и закупорила подход для огромной колонны демонстрантов, занимавшей всю ширину Якиманки. Как колонна могла пройти в узкое горлышко, созданное полицией? Ему очень трудно работать, потому что судья Никишина и две прокурорши всеми силами мешают ему. Судья снимает его вопросы по десять подряд, но ничего не может сделать с ним, потому что у него тогда находится одиннадцатый, двенадцатый… пятнадцатый. «Гособвинение панически боится этих вопросов!» — успевает он сказать негромко себе под нос, но все его слышат. Силы адвоката Макарова не иссякают никогда, упорство его не имеет границ, и он четвертый месяц делает ту работу, которая должна была бы сделать независимая думская комиссия по расследованию событий на Болотной площади, если бы у нас была Дума.