Только в сопровождении царя находилось двадцать тысяч пеших и пятьдесят тысяч конных, роскошно экипированных воинов. Стрельцы были одеты в тонкое сукно и бархат.
К слову будет замечено, иностранные авторы, гости Москвы — современники тех событий, дают в своих сочинениях убедительные сведения о положении дел в столице Русского государства после Ивана IV Грозного. В частности, некоторые из них пишут о том, что в Москве в середине 80-х годов проживало всего 30 тысяч жителей, в шесть раз меньше, чем до опричнины. Но тридцатитысячный город не смог бы организовать столь богатые празднества!
В чем же тут дело? Иностранцам вроде бы ни к чему говорить напраслины, сочинять небылицы. Да и Москва, по свидетельству русских летописцев, действительно претерпела во времена Ивана Грозного жесточайшие беды: многочисленные пожары, нашествие Девлет-Гирея, голод, болезни унесли в могилы многие тысячи, десятки тысяч людей. Как же москвичам удалось с такой роскошью отметить восшествие на престол последнего из Рюриковичей? Может быть, царь, бояре и духовенство, выложив все свои сбережения, решили, что называется, удивить мир, выписали из соседних городов людей, нарядили их соответствующим образом?.. Нет, то была не привозная бутафория.
Иностранные писатели, а вслед за ними и некоторые русские историки (вот что непонятно!), описывая Москву в первые годы после смерти Грозного, забывали один важнейший для столицы Русского государства факт: город Москва с самых первых лет своего существования представлял собой сложный социально-политический (единый!) организм с ярко выраженным образующим и организующим Московское пространство центром, расположенными вокруг него «ближними» селами, которые по мере расширения города входили и входят до сих пор в его состав. Находясь на разном расстоянии от «ядра», эти дальние селения связаны со столицей производственными, культурными, военными, административными нитями. Кроме того, все князья, великие князья, цари в той или иной степени участвовали в обустройстве Московской земли и Москвы как ее центра и столицы державы. Даже Иван IV Грозный, относившийся к боярской Москве с прохладцей, а то и с издевкой, а то и со злобой, дал своей отборной тысяче воинов-дворян поместья, расположенные в шестидесяти — семидесяти километрах от города, расширив тем самым «активную площадь» Московского пространства, создав очередное оборонительное кольцо вокруг столицы. В будущем эти поместья перерастут в села, и на их основе родятся города. В середине 80-х годов непосредственно в Москве, в этом образующем и организующем ядре, могло действительно проживать всего тридцать тысяч человек, но в ближайших и дальних окрестностях города, в крупных селах и деревнях, воедино связанных, стоит повторить, многочисленными нитями со столицей, обитали люди (москвичи, между прочим), которые буквально в течение двух-трех лет могли отстроить вновь город теремами да срубами, оживить его, расширить и украсить. Это удивительное свойство самовосстанавливаемости не раз еще поразит иностранных наблюдателей, как было после Смуты или, например, после пожара 1812 года.
Федор Иванович, с любезной улыбкой принимая щедрые дары от счастливых подданных и иностранных гостей, завершил шумные празднества воистину по-царски: он уменьшил налоги, освободил из темниц тех, кто пострадал безвинно от политики отца, и вернул им поместья, выпустил с миром пленных, жаловал саном боярина многих заслуженных людей. Он наградил Ивана Петровича Шуйского великокняжеской частью доходов города Пскова. Но Бельского царь из Нижнего Новгорода не выпустил. Бориса же Годунова, которого почему-то причисляют к друзьям Бельского, Федор Иванович одарил с такой щедростью, что брат царицы Ирины в одночасье стал самым богатым человеком Русской земли, а значит, и самым влиятельным, не нуждающимся более в пентархии. О ней все быстро забыли: Мстиславский, Юрьев и Шуйский превратились в обыкновенных думных бояр, а Борис Годунов стал полновластным правителем крупнейшей восточноевропейской державы при блаженном царе.
Царь и правитель
Состояние, в котором Русское государство находилось в первые семь лет царствования Федора Ивановича, можно с некоторыми оговорками назвать мирным сосуществованием двух властей: официальной — царской, пассивной, но тем не менее конструктивной, необходимой в тот взрывоопасный момент, и полуофициальной власти правителя Бориса Годунова, набирающего силу и авторитет, приучающего и приручающего к себе, безродному, народ московский. Очень благосклонна была в данном случае судьба к русским людям, предоставив им четырнадцать лет — громаднейший срок, чтобы присмотреться к Борису Годунову, привыкнуть к самой мысли о том, что престол может занять кто-то не из Рюриковичей. Да, Иван IV Грозный, срезав верхушку славного рода, подготовил смену династии сверху, но для спокойного, нереволюционного перехода власти к новому роду необходимо было осуществить столь же мощную подготовку снизу, чтобы избежать появления новых тысяцких, новых заговоров и убийств.