Юрий объявил себя великим князем, дал Василию в удел Коломну. Бывшие недруги по-родственному обнялись, Василий уехал в Коломну. И тут-то началось нечто необычное для всех русских распрей прошлого: в удел племянника со всех сторон потянулись бояре, князья, народ — сказалась соответствующая идеологическая обработка населения окружением князя, Юрия называли хищником, давали другие нелестные определения. Самозваный великий князь тоже не дремал, только слушали его плохо. Особенно жители столицы — бояре, которых Юрий лишил их постов, и простолюдины, по неясным причинам проявившие вдруг жалость и любовь к внуку Донского, — встали единодушно в его защиту. «В несколько дней Москва опустела: горожане не пожалели ни жилищ, ни садов своих и с драгоценнейшим имуществом выехали в Коломну, где не доставало места в домах для людей, а на улицах для обозов. Одним словом, сей город сделался истинно столицею великого княжения, многолюдною и шумною. В Москве же царствовали уныние и безмолвие; человек редко встречался с человеком, и самые последние жители готовились к переселению. Случай единственный в нашей истории и произведенный не столько любовью к особе Василия, сколько усердием к правилу, что сын должен быть преемником отца в великокняжеском сане!»[114]
С этим выводом Н. М. Карамзина могут согласиться далеко не все, но сам факт исхода жителей Москвы из любимого города говорит о многом и, главным образом, о том, что на рубеже XIV–XV веков действительно (как об этом писал в XIX веке И. Е. Забелин) «вокруг Москвы-города уже существовал Москва-народ, именно та сила, которая впоследствии заставила именовать и все народившееся Русское Государство — Москвою, Московским Государством»[115]
.В этом действе обитателей окрестностей Боровицкого холма впервые столь ярко проявилась одна из главных, определяющих русский дух черт московского характера: невоинственное упрямство, которое можно с большой степенью точности определить всем хорошо знакомым русским «не замай!». Справедливости ради следует отметить, что подобные открытые проявления какого-либо недовольства для московского люда были в последующие века чрезвычайной редкостью. Москва-народ «выступал» исключительно редко. Хотя бунтов всевозможных бывало здесь предостаточно, новгородским духом на Москве и не пахло. Но с виду спокойный, этакий трудяга Москва-народ внутренне всегда готов был устроить нечто подобное «исходу в Коломну».
Посидел князь Юрий в Москве, понял, что управлять пустыми домами, улицами очень трудно, просто невозможно, уехал в Галич, перед этим уведомив соперника в том, что он уступает ему Москву, «где Василий скоро явился с торжеством и славою, им не заслуженною, сопровождаемый боярами, толпами народа и радостным их криком. Зрелище было необыкновенное: вся дорога от Коломны до Москвы представлялась улицею многолюдного города, где пешие и конные обгоняли друг друга, стремясь вслед за государем, как пчелы за маткой, по старому, любимому выражению наших летописцев»[116]
.Московский люд всегда был щедрым на авансы всем своим законным правителям. Но далеко не всегда эти авансы шли в дело.
В 1434 году Юрий одержал полную победу над войском Василия, тот позорно сбежал в Нижний Новгород, а победитель после недолгой осады столицы вошел в Москву. Внук Донского в отчаянии решил бежать в Орду, но вовремя подоспела весть о кончине 6 июня 1434 года Юрия Дмитриевича, и распря вспыхнула с новой силой.
Ругались и дрались между собой сыновья Юрия, чем, естественно, воспользовался Василий II Васильевич; затем все Юрьевичи набросились на великого князя… На Русь осуществили дерзкие набеги ордынские царевичи. Возникла необходимость (по сложившейся традиции) разбираться с Новгородом. В 1442 и 1448 годах на Москву обрушивалась моровая язва. Великому князю приходилось решать много других проблем, но распря висела над Москвой, как огромная туча, всегда готовая под действием шального ветра низвергнуться на град Москву убийственным ливнем.
Василий II Васильевич, человек незлобный, однажды не сдержался и повелел ослепить сына начавшего распрю соперника своего — Василия Юрьевича, попавшего в плен после удачного для великого князя сражения. Молча снес жестокую обиду Василий Косой, удалился от дел мирских и жил после этого в грустном уединении двенадцать лет. О чем мечтал Косой в минуты долгие, темные, нетрудно догадаться.
В 1437 году изгнанный из Орды Махмет отошел со своим войском в Белев, в то время принадлежавший литовцам. Василий Васильевич, когда-то получивший из его рук ярлык на великое княжение, теперь послал на бывшего благодетеля войско во главе с Шемякой и Дмитрием Красным, еще одним сыном Юрия (некоторые ученые считают, что был лишь один сын у Юрия с именем Дмитрий, а именно: Шемяка).