«Значительная часть работ производилась у меня дома, на улице Крупской, – вспоминал Юрий Валов. – Паркет в комнатах до сих пор хранит шрамы от производства „скифовской” аппаратуры. Мои мама и бабушка снисходительно терпели им непонятное, шумное и многолюдное увлечение сына и внука, но у нас не было возможности пойти в магазин и закупить аппарат, который бы нас удовлетворил, и мы решали эту проблему, используя пути, нам доступные».
Сначала был собран мощный двухканальный усилитель. Размером он был метр на полметра, стоял горизонтально на четырёх ножках, как стол, и весил около пятидесяти килограммов. Затем на свет появился 12-канальный микшерский пульт, точно по размеру встававший сверху на усилитель. Конструкция пульта для того времени была уникальной, ведь там был и встроенный плёночный ревербератор с несколькими головками для разных по времени задержек, а на каждом канале имелось по три ручки для настройки низких, средних и высоких частот. Кроме того, Виктор Кеда сконструировал для Дюжикова и Валова блоки эффектов, которые включали в себя флэнжер и фэйзер. Флэнжер был исключительно популярен в 1960-х годах, так как его звук напоминал взлёт самолёта или ракеты. В свою очередь, фэйзер мог превращать самые обычные, самые банальные звуки, окружающие нас повсюду, в настоящие „космические сигналы”.
«Производство всех этих „железок” заняло примерно год нашей жизни, – вспоминал Валов. – Почти все деньги с выступлений мы тратили на аппарат, и каждый из нас в силу своих способностей участвовал в сверлении, пилении и пайке, и при этом мы ещё умудрялись сносно учиться, много репетировать, писать песни и выступать. Но звук для нас имел очень большое значение».
А потом до «Скифов» добралась пластинка Rolling Stones, на которой была записана песня «I Can’t Get No (Satisfaction)». Очень многие наши музыканты были озадачены звучанием этой песни. Все чувствовали, что там в проигрыше играет именно гитара, но никто толком не понимал, как «Роллинги» добились такого необычного эффекта. Тайна будоражила, и тогда Юра Малков притащил осциллограф, чтобы просмотреть на нём загадочную «Satisfaction». Музыканты, к своему удивлению, обнаружили, что синусоида на осциллографе была не правильная, а обрезанная. Тогда Кеда сказал:
– Я всё понял. Такой сигнал мы сделаем.
И сделал.
Юрий Валов рассказывал, что в 1980-х годах, когда он уже жил в эмиграции, в Нью-Йорке, то довольно близко сошёлся с Майком Мэсьюзом, основателем и владельцем Electro Harmonics – компании, которая с начала 1970-х годов стала специализироваться на серийном производстве гитарных примочек. Когда Юра рассказал американцу о наших гитарных примочках, сконструированных в конце 1960-х, тот слушал сначала с недоумением, так как не предполагал, что гитарные эффекты вообще производились в Москве даже кустарным образом, но потом, задав ряд вопросов, вынужден был признать, что некоторые эффекты у нас появились на два-три года раньше, чем в Штатах.
Кстати, этот состав «Скифов» тоже участвовал в смотре-конкурсе студенческой самодеятельности, и тоже выступал в финале конкурса во Дворце спорта в Лужниках, и тоже получил диплом лауреатов. Популярность группы быстро росла, чему способствовали песни на русском языке, которых постепенно набралось половина репертуара. Самые известные из них – «Годы, как птицы», «Я иду навстречу ветру», «Отпусти меня».
«Я послушал группу Юры Валова, и она решительно меня очаровала морем звука, лавиной звука, – признавался Вячеслав Малежик. – А на следующий день у себя в МИИТе я услышал группу „Архимеды” чехословацкого землячества и просто потерял голову. Я понял, что надо делать собственную группу. А так как группы тогда создавались либо по территориальному, либо по профессиональному признаку, то я попытался сделать группу в МИИТе…»
Даже сделавшись знаменитыми в масштабе Москвы, Вячеслав Малежик и Юрий Валов никогда не забывали о родном Юго-Западе и иногда выступали на вечерах отдыха в его школах.
«Однажды позвонил Юра и сообщил, что есть предложение сыграть концерт в школе рядом с его домом, на улице Марии Ульяновой, – рассказывал Вячеслав Малежик. – Из двух групп мы собрали одну: Юрий Валов, Сергей Дюжиков, Николай Воробьёв и я. У нас не было барабанщика, и Юра Валов сказал:
– Хорошо, я сяду за барабаны.
Со мной тогда приехал 17-летний Володя Буре, отец нашего знаменитого хоккеиста Паши Буре. Он приехал с каких-то соревнований из-за границы, весь стильный, в замшевых ботинках, в модной джинсовой куртке. Начали мы играть, а дальше всё было похоже на фильм про ковбоев. В перерыве, где-то в половине десятого, подходит ко мне парень:
– Это ты пел?
– Да!
– Твоих знакомых здесь много?
– Ну, есть…
– Скажи своим знакомым, чтобы уходили, потому что через 15 минут начнётся драка.
Мне понравилось, что он указал точное время.
Я пошёл к своим ребятам и говорю:
– Сваливаем!
И все, включая Володю Буре, быстренько собрались и ушли.