Мимо него шли люди. И в этом потоке он больше обращал внимание на женщин, чем на мужчин. Да и не обратить внимание было невозможно. Женщины шли в узковатых сафари, из которых их тела будто хотели вырваться, в обтягивающих джинсах, в предельно узких вельветовых брюках. Особенно Дивова поразила одна: в брюках из блестящей, очень тонкой материи, которые даже не подчеркивали, а предельно выявляли все линии ее бедер.
К камерам хранения подходили люди, вкладывали и вынимали из них чемоданы, хозяйственные сумки. Одна женщина даже поставила несколько бутылок молока, другая положила цветы. Дивов поразмышлял еще и решительно засунул пакет в металлическое гнездо камеры, проверил, сработала ли автоматика, и пошел к билетным кассам.
У себя дома в деревне Дивов с матерью пилил дрова. Мать устала и пилу тянула с трудом.
— Перерыв, — скомандовал Дивов, и они присели на поленницу.
Мимо прошла девушка. Стройная, в джинсовой юбке.
— Кто? — спросил Дивов.
— Библиотекарша. Да это же Катька Стругалева. Ее три года не было, культпросветучилище кончала. Очень хорошая девушка. Работящая. И по хозяйству, и сготовить. И характер золотой. Услужливая, вежливая, шьет, вяжет.
— Это уже перебор, — сказал Дивов.
— Ну а ты свой семейный вопрос думаешь решать в ближайшее время? — осторожно поинтересовалась мать.
— Надо бы, — сказал Дивов. — Даже начальство рекомендует.
— И правильно рекомендует, — подтвердила мать, — Ты ведь и командир, и воспитатель солдат, ты для них пример. А если командир не женат, значит, ходит по бабам, а какой же это пример для подчиненных?
— Никакого, — согласился Дивов.
— У тебя хоть есть девушка, которая тебе нравится? — спросила мать.
— А мне все нравятся, — признался Дивов.
— Как это все? — поразилась мать. — Такого быть не может.
— Я тоже так думаю, не может же быть такого, должна одна нравиться больше других, а такой нет.
И вдруг мать заплакала.
— Не переживай, — стал утешать се Дивов. — Образуется. Все же женятся, женюсь и я.
— Когда? — сквозь слезы спросила мать.
— А когда надо? — спросил Дивов. Могу завтра.
И тут мать заплакала навзрыд.
Дивов натянул джинсы, рубашку сафари, достал из полевой сумки лист бумаги и начал писать: «Учительницы — 37 %, библиотекари — 11 %, врачи — 10 %, медицинские сестры — 16 %, агрономы — 13 %».
Перечитав записи, Дивов подчеркнул «учительницы», «библиотекари» и «агрономы».
В комнату заглянула мать.
— Ты куда? — спросила она.
— На танцы, — ответил Дивов.
— Это правильно, — похвалила мать. — Я бы хотела обратить твое внимание на одну девушку, она с нашей фермы, стаж для поступления в институт зарабатывает.
— Давай словесный портрет, — сказал Дивов.
— Как это? — не поняла мать.
— Ну, опиши ее подробней, чтоб я ее мог узнать.
— Симпатичная, — сказала мать.
— Они все симпатичные, пока молодые, — возразил Дивов. — Подробнее. Давай основные параметры.
— Как это? — опять не поняла мать.
— Размер. Вот ты, например, носишь платье пятьдесят второго размера.
Мать задумалась.
— Сорок шестой, — наконец высчитала она.
— Рост?
Мать показала, что девушка на голову выше нее.
— Значит, метр семьдесят два, — определил Дивов. — Размер груди?
— Ну как ты так можешь о девушке! — возмутилась мать.
— А как же иначе? — возразил Дивов. — Раз есть девушка, значит, у нее есть грудь, если есть грудь, она определенного размера, а иначе как я узнаю девушку?
Мать снова задумалась.
— Раз у меня лифчик шестого размера, значит, у нее четвертого, — высчитала мать.
Дивов удовлетворенно кивнул.
— А теперь давай особые приметы. Чем она отличается от других?
— Черненькая, — сказала мать.
— Сегодня черненькая, завтра рыженькая, — возразил Дивов. — Может перекраситься, может парик надеть.
— У нас — не в городе, — возразила мать. — У нас все натуральное. Цвет свой, волос тоже свой носят. А примета у нее есть — шрамик над левой бровкой.
— А откуда шрамик? — поинтересовался Дивов. — Она что, драчливая?
— Она спокойная и деликатная. А шрамик с детства. Ей когда два годика было, она с крыльца свалилась.
— Что же ты мне, мать, чокнутых подкидываешь, — укоризненно сказал Дивов.
— Как чокнутых? — не поняла мать.
— Ну, если свалилась, значит, ударилась, а ударилась не чем-нибудь, а головкой, видишь, даже шрамик остался. А когда головой ударяются, последствия даже через много лет могут сказаться.
— Я ведь серьезно с тобой, — печально сказала мать, у нее задрожали губы.
— Я тоже серьезно, — заверил Дивов. — Сегодня же начну серьезным образом. А вернусь — отчитаюсь перед тобой.
Когда Дивов подошел к клубу, музыка уже оглушительно гремела из нескольких мощных динамиков. Ансамбль «АББА» темпераментно пел про их зарубежную жизнь. В кинозале танцевала молодежь. В основном это были школьники старших классов, но были и парни, отслужившие армию, и девушки, закончившие техникумы и институты. Их было не так уж много, и они держались отдельной группой.
— Добрый вечер, — сказал Дивов парню, стоящему с двумя молодыми женщинами.