Москва слезам не верит

Катерина задержалась было у витрины магазина телевизоров, но Людмила ушла вперёд, и Катерина, боясь потерять её в толпе, бросилась следом.

Мимо них и навстречу им шли люди. Девушки в поражающих тогда мини-юбках, молодые люди с яркими галстуками.

Проход наших знакомых не остался незамеченным. К ним направились двое парней с расстёгнутыми воротниками и закатанными рукавами белых рубашек.

— Эй, девчонки! — начал один из них бодро.

— Топайте, топайте, — отбрила их Людмила.

— Ты чего так строго? — спросила её шёпотом Катерина. — Ребята вроде ничего.

— Вот именно ничего, — ответила Людмила. — Деревня вроде нас. Лимитчики, за версту видно. Одним словом, шелупонь! Это всё не настоящее.

— А что настоящее? — заинтересовалась Катерина.

— Как-нибудь покажу, — пообещала Людмила.

Потом они стояли у Аргентинского посольства. Через усилители на улице разносился рокочущий бас:

— Машину боливийского посла к подъезду!

Мягко подкатил приземистый, почти распластанный по земле «форд». Из подъезда вышел тёмноволосый господин с высокой гибкой женщиной в платье из серебристой парчи.

И снова разносился бас:

— Машину военно-морского атташе командора…

Далее следовала очень непонятная и довольно длинная фамилия.

— Как-как его фамилия? — не поняла Катерина.

— Фамилия не имеет значения, — отмахнулась Людмила. Она наслаждалась блеском никеля на машинах, блеском драгоценностей на женщинах, сверканием орденов на мундирах.

— Вот это настоящее, — вдруг сказала Людмила.

— Что настоящее? — не поняла Катерина.

— Всё это.

— Ну да, — не согласилась Катерина. — Я недавно в оперетту ходила. Так точно такие мундиры и платья показывали.

— Ну и дура же ты, — заключила Людмила.

А к подъезду подкатывали всё новые и новые автомобили, в них садились мужчины и женщины. Солидные мужчины и женщины, а некоторые совсем ещё юные, совсем как Катерина и Людмила.

И сразу после блестящего дипломатического разъезда мы увидим Катерину в цехе завода металлической галантереи.

В цехе стояли десятки прессов, за которыми сидели десятки таких же молодых, как и Катерина, девушек. Работа была нехитрая: положить деталь, снять, снова положить и снова снять. Катерина штамповала основания для подсвечников, которые в то время начинали входить в моду.

Неожиданно пресс начал корёжить заготовку. Катерина отключила станок от сети и полезла во внутренности пресса.

За её манипуляциями наблюдал Пётр Кузьмич Леднёв — начальник цеха, которого все звали Кузьмичом — из-за возраста и уважения.

Пресс снова заработал. Кузьмич подошёл к Катерине.

— Сама, что ли, разобралась? — спросил он.

— Чего тут разбираться? — отмахнулась Катерина. — Мы в школе комбайн изучали, он и то сложнее.

Катерина продолжала работу.

Кузьмич устроил разнос начальнику участка, молодой и затюканной женщине, которая, проработав на производстве, уяснила основную истину, что лучший способ защиты — нападение.

— Где эти слесаря, где? — напирала она. — Или пьяницы, или бездельники. Что я могу сделать, если девчонки к ней бегут, а не к слесарям? Если хотите знать, она в электросхемах не хуже наладчиков понимает.

— А я чего, я ничего, — сказал Кузьмич. — Значит, надо её в наладчики готовить.

— Зарабатывать будет меньше.

— Стимулируй морально. Чаще хвали. Не первый год с бабами работаешь, знаешь сама: не похвалишь — не проедешь.

— К этому бы ещё станки новые.

— Ну, с новыми станками и никакого руководства не надо. А эту девчонку держи на заметке, — посоветовал Леднёв.

Катерина теперь жила вместе с Марией и Людмилой — им выделили комнату побольше.

Постучав, в комнату вошёл Николай, большой и степенный,

— Здравствуйте, — пророкотал он.

— А я готова. — Мария с опаской взглянула на Людмилу, как бы та чего-нибудь не сказанула. — До понедельника, — предупредила Мария подруг.

— Давай, давай, погни спинку на чужих дачах, может, тебе и зачтётся, — прокомментировала Людмила.

— Побрякушка, — охарактеризовал её Николай.

— А ты жлоб, — не осталась в долгу Людмила.

— Ну что ты к ним цепляешься, — сказала Катерина, когда Мария и Николай вышли. — У них же серьёзно.

— Да уж серьёзнее некуда, — ответила раздражённо Людмила. — Тоска меня берёт. Сами себе дуры хомут выбирают. Разве это жизнь?

— А почему не жизнь? — удивилась Катерина.

— А потому не жизнь, что всё заранее известно. Вначале будут откладывать деньги, чтобы телевизор купить, потом гарнитур, потом холодильник, потом стиральную машину. Всё, как в Госплане, на двадцать лет вперёд известно.

— А какая может быть другая жизнь? — спросила Катерина.

— Это дура не может понять одного: она живёт в Москве. А это большая лотерея. Можно выиграть сразу. Москва — это… это дипломаты, внешторговцы, учёные, художники, артисты, писатели, и почти все они мужчины.

— Ну и что? — Катерина никак ещё не могла понять ход мысли подруги.

— А мы женщины.

— Ну и что? А мы-то зачем нужны этим артистам и писателям? У них свои женщины есть.

— А мы не хуже ихних, — заявила Людмила.

— А потом, где их, этих дипломатов и художников, встретишь? — трезво рассудила Катерина. — Они у нас на заводе галантереи не работают.