Москва слезам не верит

— В общем-то ясно, — сказала Ольга. — В этом году они увеличили производство электроаппаратуры. А заявку на инструменты они просто переписали с прошлогодней. Естественно, возник дефицит с инструментом.

— Как это могло произойти?

— Опять все следы ведут к Прокопенко. Он все делает сам. Полная централизация руководства. И, естественно, многое упускает Упустил и с инструментом. А инструментальщица Олимпиада Елкина запутала еще больше. Одним дает инструмент, другим может отказать и раскладывает его так, что, кроме нее, никто не может разобраться. В ее смене все нормально, но, моща работает другая инструментальщица, весь цех в напряжении. И что самое непонятное — выгоды она с этого никакой не имеет. Она явно дезорганизует работу. Какая-то вредительница. Первый такой случай в моей практике. Может быть, ты сам подключишься к объяснению этого явления, если, конечно, тебе не помешает составить объективное мнение личное знакомство с этой семьей…

— Не помешает, не помешает, — подтвердил Петров. — Только поможет…

После сеанса из кинотеатра выходили зрители. Петров и Татьяна шли в толпе. Петров с интересом рассматривал группу старушек, которые вытирали слезы.

На фасаде кинотеатра на афише гигантскими буквами было выведено: «Индийский фильм “Любовь в Симле”…

— Миш, — спросила Татьяна, — а чего это ты людей рассматриваешь все время?

— А интересно!

— А чего интересного?

— Просто интереснее людей ничего на свете нет.

— Так уж и нет?

— А что может быть интереснее? — спросил Петров.

Татьяна задумалась.

— А я интересная?

— Очень! — сказал Петров.

— Так же, как все?

— Больше чем все!

— Ну вот и не смотри по сторонам!

— Тань, а как вы между собой Прокопенко называете?

— Механизм.

— Почему?

— А он говорит всегда: «Цех должен работать как механизм». Все и вертятся, крутятся… При Кашкине было по-другому.

— Кашкин начальником цеха не был, — возразил Петров,

— Все равно он все подпирал, У нас ведь как? Если начальник дурак, ему заместителя поумнее подбирают.

— А в чем при Кашкине было по-другому? — спросил Петров.

— А работа в удовольствие была, а этот только и командует. Ты мне скажи — чего мужики так командовать любят? Все чтобы по-военному. Даже в газетах все «штурм, битва, схватка, широким фронтом…».

Петров рассмеялся.

— Чего смеешься-то? Я правду говорю. Война давно кончилась. Я ее только в кино видела. Если бы вы работали одни, без женщин, ну, командовали бы друг другом, а чего нами командовать? С нами надо разговаривать ласково. Кашкин, бывало, зайдет на участок к нашему мастеру: «Серафима, и чего ты с утра такая красивая?» Так Серафима весь день как на крыльях летает. А этот только: «номенклатура изделий», «протокол дефицита», «я сделаю выводы».

Они шли по улице ночного Красногорска. Татьяна доверчиво держалась за руку Петрова, Они подошли к дому, и Татьяна озабоченно взглянула на темные окна своей квартиры. Она явно колебалась.

— Не раздирайся сомнениями, — сказал Петров. — Я пойду в гостиницу.

— А я и не сомневаюсь, — обиделась Татьяна.

— Сомневаешься! Пригласить или не пригласить? Можно и пригласить, мать в ночной смене, соседи спят, но ведь неизвестно, как он себя поведет, а с другой стороны, интересно: как он себя проявит, когда мы одни останемся, — рассуждал Петров.

— Да ну тебя, — смутилась Татьяна. — Пошли. Чаем напою.

… Татьяна стояла у окна. В комнате был полумрак, Петров подошел к ней, обнял за плечи и начал целовать.

… Они лежали рядом.

— А ты знаешь, как это показали бы в кино? — вдруг спросила Татьяна.

— Что показали бы? — не понял Петров.

— То, что у нас сейчас с тобой было. Значит, так: он входит, за ним закрывается дверь, и сразу он ее встречает у родильного дома. Они всегда пропускают самое интересное.

Петров приподнялся.

— Ты чего? — спросила Татьяна.

— Сигареты на столе забыл.

— Я принесу. — И Татьяна, не стесняясь своей наготы, пошла к столу.

— Только бы мать не узнала, — сказала Татьяна, возвращаясь.

— Все равно когда-нибудь узнает…

— Пока не надо, — решила Татьяна. — Она у меня напуганная жизнью. Боится, как бы я на бобах не осталась. Она красивая была в молодости.

— Она и сейчас красивая.

— Ее тут все бабы боялись — как бы не отбила. Ведь ее всех женихов на войне поубивало. Что ей оставалось делать? А она женщина энергичная. Ей очень хотелось замуж выйти и чтобы семья была и дети. Не получилось. Ее очень за это презирали. Я думаю, что она и меня родила, когда отчаялась,

— Ну, твой отец красивым был, — не согласился Петров. — Перед ним было трудно устоять.

— А это не мой отец, — призналась Татьяна.

— Как — не твой? — не понял Петров.

— Я это недавно узнала, — пояснила Татьяна. — Наверное, она его выдумала, чтобы передо мной оправдаться и чтобы соседи уважали. Она у меня самолюбивая.

— А кто же этот моряк? — спросил Петров.