«Москва, спаленная пожаром». Первопрестольная в 1812 году

Те же, кто не участвовал в грабежах, проводили время в экскурсиях: «Я воспользовался случаем, чтобы подробно осмотреть достопримечательности Кремля, пока несколько полков были заняты на смотру, я посетил собор св. архангела Михаила, усыпальницу русских царей. В эту самую церковь, в первые дни по прибытии нашем в Москву, забрались солдаты гвардии 1-го егерского полка, поставленные пикетом в Кремле, думая найти там несметные сокровища, но, обойдя обширные склепы, никак сокровищ не нашли, а видели только каменные гробы, накрытые бархатными покровами с надписями на серебряных дощечках. Там они застали также несколько городских жителей, приютившихся под покровительство мертвецов, надеясь найти здесь безопасность. Между ними находилась молодая красивая девушка, принадлежавшая к одной из самых знатных семей Москвы; она имела безумие привязаться к одному высшему офицеру армии и еще большее безумие последовать за ним в это убежище. Как и многие другие, она погибла от холода, голода и нужды», – сообщал Бургонь.

Октябрь: последние дни французов в Первопрестольной

Как отметит Александр I в своем «Манифесте об изъявлении Российскому народу благодарности за спасение Отечества от 3 ноября 1812 года», «после всех тщетных покушений [Наполеон], видя многочисленные войска свои повсюду побитые и сокрушенные, с малыми остатками оных ищет личного спасения своего в быстроте стоп своих: бежит от Москвы с таким уничижением и страхом, с каким тщеславием и гордостью приближался к ней. Бежит оставляя пушки, бросая обозы, подрывая снаряды свои и предавая в жертву все то, что за скорыми пятами его последовать не успевает.

Тысячи бегущих ежедневно валятся и погибают».[195]

6 октября, в день, когда под Тарутиным русская армия одержала первую после Бородина победу, французские войска начали оставлять Москву. Последние дни оккупантов в Москве были окрашены в исключительно блеклые тона.

Голод и холод выгоняли наполеоновских вояк из Первопрестольной.

Аптекарь Иван Нордберг, «верный подданный из Финляндцев» и коллежский советник, сообщал: «Рекогносцировал я положение неприятеля внутри и вне города, поелику то сделать можно без подозрения и опасности. Собственное исследование мое и подтверждение некоторых умных и благорасположенных к нам Агличан утвердило заключение мое, что гарнизон неприятельский едва ли составляет 15 000 человек мерзкого войска, питавшегося сперва грабежом остатков после пожара, а ныне подаянием милостыни. Заставы по всем дорогам предохранены весьма слабыми пикетами. Полки артиллерии, состоящей по большей части из осадных пушек, расположены по всем заставам, в отдаленности от бивак, ближе к городу. Число всех орудий неприятельских простираться может до 300».

На вид некогда непобедимой армии говорил сам за себя: «Все улицы были пусты от грабителей. Перед обедней шел полк вольтижеров, состоящий из 300 человек, кои были в туфлях, лаптях, за ними следовал лазарет на 30 повозок… Лошади и люди неприятельские заморены до бесконечности, ибо в Москве взять было нечего…»

Но еще более тяжелые последствия остались на душе у французов, многие из них говорили: «Мы со стыдом оставляем Москву».

Напоследок Наполеон, рассерженный уже не только на одного Ростопчина с его поджигателями, но и на Александра, от которого он так и не дождался перемирия, и на весь русский народ («Где это видано, чтобы народ сжег свою древнюю столицу?»), решил дожечь Москву и взорвать Кремль. Москвичи заметили, что из Кремля стали непрестанно вывозить большое количество земли, а на освободившееся место привозят порох.

В Москве 10/22 сентября 1812 г. Худ. А. Адам. 1833 г.

И сразу же стало ясна участь древней русской крепости. Наполеон распорядился, чтобы вся операция по подготовке взрыва Кремля проходила максимально тайно, для чего к ней были допущены только французы, не доверяли даже немцам и полякам.

Но и эти французы не оправдали ожидания злопамятного императора: «Действие мин не соответствовало ожиданиям Наполеона, во-первых, потому что число минеров было крайне ограничено, а солдаты, назначенные им в помощь, были весьма малоопытны в такого рода работах; во-вторых, что оставалось слишком мало времени для того, чтобы отчетливо отделать все мины; в-третьих, что московский губернатор, маршал Мортье, отпустил для заряда мин старый и дурного качества порох», – писал Шмидт.

И хотя часть кремлевских башен пострадала, замысел Наполеона воплощен не был. Помешали опять же природные условия – начавшийся в ночь с 10 на 11 октября дождь, погасивший фитили, а также сами москвичи и подоспевшие казаки из отряда генерал-майора И.Д. Иловайского, переловившие в Кремле последних французов.

Как отмечал позднее Ростопчин, «одна колокольня, два места в стенах, две башни и четвертая часть Арсенала взорваны. Царский Дворец остался невредим, даже огонь не мог в него проникнуть. Починки стоили всего на все 500 000 тысяч рублей».[196]