«Москва, спаленная пожаром». Первопрестольная в 1812 году

Есть один интересный момент в этой книге: «Столица вновь выстроилась, – доказательство, что ее жители не разорились. Она заключает в себе столько же жителей, как и прежде пожара, с тою только разницей, что все выстроено из камня. Великолепные дворцы, улицы совершенно новые и превосходные публичные площади делают ее прекраснейшим городом в Европе, благодаря попечению и отеческим заботам ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА; и Россия, вместо того чтобы отстать целым веком назад, узнала свои силы, свое богатство и чрезвычайные свои пособия». Тем самым Федор Васильевич как бы отвечает неблагодарным москвичам выжавшим его из Москвы: действительно, ведь отстроились же заново, значит, есть, на что строить! Здесь вспоминается незабвенный грибоедовский Скалозуб с его девизом: «Пожар способствовал ей много к украшенью!» В данном случае Ростопчин и Скалозуб – единомышленники.

Заканчивается книга откровений так: «Таков был 1812 год! Хотя Россия сделала большие потери в людях, но вместе с тем приобрела уверенность, что никогда не может быть покорена, и скорее будет гробом для врагов, чем послужит завоеванием. Ее обитатели, слишком малообразованные для эгоистов, будут уметь защищать свое Отечество, нимало не тщеславясь своею храбростью. Наполеон, в сем походе, успех которого сделал бы его обладателем всей Европы, пожертвовал отборными воинами союзных армий и храбрыми Французами, сражавшимися в продолжение двенадцати лет для честолюбия того, которого вознесли они даже на трон. Триста тысяч пало в сражениях от переходов и болезней, и сто тысяч погибло от голода, стужи и недостатка. Я сказал правду, и одну только правду. Граф Федор Ростопчин. Париж, 5 Марта 1823».

«Француз – самое тщеславное существо в мире»

Федор Васильевич Ростопчин.

Худ. Хейгелъ. 1818 г.

Мы начали книгу с портрета Ростопчина, им же мы и закончим наш рассказ.

Ненависть к французам стала для графа неизлечимой болезнью.

Свои критические мысли относительно французской нации Ростопчин сформулировал в записке «Картина Франции 1823 года», направленной автором Александру, который вряд ли в ней нуждался. Читая записку, приходишь к выводу, что в мировоззрении Федора Васильевича ничего не изменилось: нет на свете более худшего народа, чем французский:

«Француз – самое тщеславное и корыстное существо в мире» и т. д.

И как только он выдержал, проживая среди треклятых галлов почти семь лет!

Ростопчин вернулся на родину в середине 1823 года. Москва уже начала залечивать раны и отстраиваться при новом генерал-губернаторе князе Дмитрии Владимировиче Голицыне (ему затем будет оказана величайшая честь – за свои заслуги по восстановлению города государь присвоит ему титул Светлейшего). А в Первопрестольной уже успели позабыть о претензиях к бывшему градоначальнику. Многие чиновники пришли засвидетельствовать ему свое почтение. Узнававший Ростопчина простой народ на улицах подходил к нему, жалел своего состарившегося бывшего градоначальника. В декабре того же года было удовлетворено и его прошение об отставке с государственной службы.

Последние годы жизни графа были связаны в основном с потерями. К сожалению, семья вряд ли могла стать подспорьем в борьбе с тяжелыми жизненными обстоятельствами. Да и семьи-то как таковой уже не было. Немало хлопот давно уже доставляла Ростопчину его жена, Екатерина Петровна. Вот уж от кого не ожидал он поддержки перед ударами судьбы. Они стали чужими людьми. Началось это еще в 1806 году, когда графиня перешла в католичество, а затем пыталась обратить в чужую веру детей: трех дочерей, Наталью, Софью и Елизавету и двух сыновей, Андрея и Сергея.

Победоносное вступление союзников в Париж 19/31 марта 1814 года.

Худ. И.Ф. Югелъ с оригинала УЛ.Ф. Вольфа

Сын Сергей, к слову сказать, служил в армии, участвовал в военных походах 1813–1814 годов, но моральной устойчивостью не отличался. Много пил, играл в карты, был в долгах. Опекавший Сергея во время войны Закревский всячески пытался наставить его на путь истинный: «Не желаю опечалить г. Федора Василича при приезде сына его в Москву; нужным считаю вас уведомить, Любезный друг, при случае сказать Г. Ф. В., что лечение сие сыну его необходимо и уплата долгов, также кои, по мнению моему, простираются до 25 т., а может стать, и больше; сын может откровеннее ему во всем признаться».[219]

В дальнейшем Сергей Ростопчин не радовал отца, расстроив свое здоровье постоянными кутежами. Находясь после 1815 года за границей, он и вовсе попал в долговую тюрьму из-за отказа отца оплатить очередной долг в 75 тысяч рублей.