Москва – Таллинн. Беспошлинно

Спустя несколько дней они поселились вместе в маленькой съемной квартире рядом с метро Войковская. Жилье темное и затхлое на первом этаже. Но эти месяцы… Стас всегда потом думал, что так чувствуют себя люди, которые умеют прыгать с парашютом и парят свободно, рассматривают красоту. Парят в радости. Он не боялся и не рассуждал, и покуда не боялся – был счастлив. Ему было двадцать три, а она была моложе, но умела дать ему ощущение гармоничной совместной жизни. Не было периода неловкости и привыкания. Им весело было быть любовниками, засыпать и просыпаться в обнимку, готовить и поглощать еду, вместе гулять, читать и убираться в квартире. Их ночные разговоры были как сотворение общего пространства.

Способностью укрощать вещи и грязь Лариса напоминала Варвару Ивановну. Она умела так же уважительно договариваться с предметами, как и его героическая мать. Стас тогда решил, что все женщины обладают этим талантом, и только годы спустя понял, что встретил лишь двоих таких, мать и Ларису.

Матери он сказал, что снял мастерскую для работы. Ложь казалось оправданной, потому что Варвара потребовала объяснений немедленно, после первой же ночи отсутствия Стаса. И эта ложь все испортила впоследствии.

Встречу Варвары и Ларисы Стас рассчитывал добросовестно подготовить, но знакомство откладывалось: сперва находились разумные причины, затем Лариса стала уклоняться от встречи. Когда Стасу, наконец, удалось ее уговорить, у Варвары появилась идея свести его с дочерью известного телевизионного чиновника. Стас поругался с матерью.

Но это был лишь нудный аккомпанемент несовпадений, а совпадений, счастья – было в тот год много. Стас становился расторопным в работе, рядом с Ларисой скованность и лень покидали его. Он получил заказ на съемку в рижском Русском Театре для рекламного буклета. На съемку в Ригу Стас взял Ларису с собой.

Она обладала еще одним удивительным качеством: училась в своем «педе имени Ленина», получала «повышенную» стипендию, но это получалось будто само собой. От нее нельзя было услышать: «мне надо заниматься» или «у меня скоро сессия», Лариса была готова ехать куда угодно, чтобы купаться в море, собирать шишки в сосновой роще, ходить на концерты, болтать о книгах за чашкой кофе. Режиссёр Рижского театра поселила их на своей даче в Юрмале, просила ухаживать за ее собаками.

В тот год он почти не фотографировал Ларису, не хотелось смотреть на нее через объектив, интереснее было то, что происходило каждый день: как просыпались, целовались, о чем разговаривали, как делали покупки, выбирали блюда в ресторане. Ему нравилось наблюдать как она одевается – обстоятельно выбирает, осторожно натягивает на себя одежду, разглаживает каждую вещь, смотрясь в зеркало с особым детским выражением. После завтрака они бегали играть в мяч на песке пляжа в Юрмале, потом купались. Обнимая Ларису, он надеялся на ее пожизненное присутствие рядом.

Из второй поездки в Ригу Стас случайно вместе с аппаратурой привез на квартиру к матери свои вещи. Заглянув мельком в чемодан, Варвара поняла, что рубашки сына уложены женской рукой, так же аккуратно как могла сделать только она сама. Она устроила скандал: обида на скрытность сына выплеснулись в крики и оскорбления, мать даже попыталась дать ему пощечину.

Последовавший вскоре совместный обед в доме у Варвары не исправил положение. Мать держалась надменно, а Лариса настороженно, женщины вяло обменивались дежурными репликами. Стас обиделся именно на Ларису, ему казалось, что мать приложила больше усилий для мирного диалога. Затем Варвара выбрала необычную для себя тактику: с сыном она общалась кротко, неявно проявляя вдруг возникшую болезненность. Ее бессильные интонации обескураживали Стаса, не давали спать по ночам, он вдруг обнаружил, что диван в квартире на Войковской – сооружение скрипучее и очень неудобное. Стас уговаривал мать меньше курить и обратиться к врачу, начать принимать лекарства. Варвара лишь отмахивалась: «Не беспокойся обо мне», поведение ее стало подозрительно безвольным. Стас всерьез обеспокоился состоянием ее психики. Он решил несколько раз в неделю ночевать дома, чтобы поддержать мать. У Стаса было ощущение будто Варвара физически притягивает его к себе, не отпуская. Если он ненадолго отвлекался от мыслей о матери, то в груди начинало тянуть и болеть, возникало чувство вины, отравляющее повседневность.

Стас объяснил Ларисе, что у него меньше поводов жалеть ее, она молода и всегда будет рядом с ним. «Мать присваивает твою волю к жизни», вспылила в ответ Лариса, эта фраза показалась ему несправедливой.

* * *

Дожидаясь десерта в таллиннском кафе, Стас позвонил в Москву, нашел голос матери расстроенным. Варвара не призналась, что именно ее тревожит. Когда он расплачивался, прозвонился Леха, приказал:

– Рассказывай, как прошла съемка!

– Еще не прошла, – Стас рассмеялся, настолько Лехин тон не совпал с его сентиментальными воспоминаниями. – Сделаю или нет – как получится, понял?