Он решил остаться, приготовить завтрак для всех и дождаться возвращения матери.
– Меня только папа понимает! – Маруся босыми пятками пошлепала в комнату отца.
Час спустя трое сидели на кухне за празднично накрытым столом. Звонить соседке не решались; Томас считал, что мать еще не успела успокоиться. Когда раздался звонок в дверь, улыбнулся даже Мартин. Это пришла Ольга, в красной шляпе, желтый шарф вокруг шеи, губы накрашены помадой цвета черного тюльпана. Томас помог гостье снять плащ.
Ольге сообщили новость.
– Хочу стать актрисой, – поведала Маруся важно.
– Какая мечта! Какая красивая мечта! – Ольга захлопала в ладоши. Мартин, рады за дочку?
– Да-да, – сказал он очень серьезно.
– Я понимаю, что мама боится, вы ей тоже объясните! Я не сама придумала, преподавательница верит в мой талант.
– Как же здорово все получается! Послушай, а что с гражданством?
– Для таких студентов существует квота – это раз.
– Для иностранных все платное, – Томас понял, откуда может прийти помощь. – А у тебя виза на какой срок?
– Не волнуйся, и визу сделали, и Михайлина дала рекомендательное письмо. Мама думает, что я еду наобум и собираюсь ночевать на вокзале! Считает меня дурочкой, а мне девятнадцать скоро!
– Здорово, правда? – снова спросила Ольга у Мартина, долго смотрела ему в лицо, пытаясь поймать взгляд. Тот не ответил, головы не поднял, теребил салфетку, изучая свои пальцы. – Это правда, что вы прекрасно разбираетесь в кораблестроении?
Мартин упорно молчал, и отвечать пришлось Томасу.
– Папин отец, дед и прадед владели кораблями. Торговыми. Последний большой корабль дед умудрился продать аргентинцам накануне Второй мировой.
– Вы же должны быть богатыми! – Ольга крутила головой и звенела бусами. – Может, в этих стенах зарыт клад?
– Не думаю, – подал голос Мартин поспешно, будто опасался, что Ольга заставит копать немедленно. – Еще кофе?
– С удовольствием! Куда делись их деньги, Томас? Ты-то, такой умный, догадался, наверное?
Томас был польщен, что она обращается к нему, но знал, что отец не любит разговоры на эту тему:
– Мы думаем, дед уничтожил документы, чтобы не подвергать семью опасности. Государственная система в стране с тех пор менялась, смотря как считать, – два или четыре раза, – объяснил он с важностью.
– Твои дед и прадед были деловыми людьми. Значит, хорошо соображали. Правильно, Мартин? – Ольга дотронулась до плеча хозяина дома. Тот молча отодвинулся.
– Папа рассказывал, что наши предки были ганзейскими купцами, у нас на чердаке хранился сундук с документами, похожими на те, в Доме Черноголовых, – похвалилась Маруся.
– Тогда…тогда, – Ольга задумалась. – Ваш дед положил эти деньги в иностранный банк или вложил в ценные бумаги. Скорее всего, он сделал и то, и другое. Банк точно не немецкий, в Германии к тому времени уже было неспокойно. Надо проверить те банки, что работали в то время, поискать в Англии или в Дании. Еще в Швеции, может быть.
Роман Ольги с известным адвокатом длился несколько лет. Адвокат Виктор специализировался на сложных делах по возврату частной собственности реституции. Виктор преуспел, арендовал офис в центре города и построил два дома в Пирита. Он имел привычку обсуждать свои дела с Ольгой во время обедов в ресторанах, поскольку с молодой женой и матерью почти не разговаривал, во всяком случае, о работе.
– Можем вместе посмотреть, что там у вас осталось на чердаке, предложила Ольга. Лицо Мартина тотчас стало непроницаемым, будто упало забрало рыцарского шлема, Томас и Маруся тоже поскучнели. Ольга решила при случае расспросить Ларису.
– Вы все идете на вокзал? Ветер прохладный, куртки обязательно наденьте.
– Я уже готова, – отозвалась Маруся. – По дороге надо зайти в магазин, мы с Яном там встречаемся. Он проводит меня до границы.
– Так важно…любовь, – прозвенела украшениями Ольга.
– А мамы все нет.
– Я позвоню ей! – гостья ринулась за телефоном.
– Не надо. Думаю, она придет прямо к поезду, чтобы не тратить нервы, свои и мои. Сейчас напишу ей письмо, – заключила Маруся.
Соседка приняла Ларису в теплые объятия.
– Пойдем умоешься.
Она плакала под шум воды, сидя на краю ванны. Еще вчера все было прекрасно, Маруся никуда не уезжала. Почему же я жаловалась на жизнь, когда надо было радоваться! Вспомнилась, ни к селу ни к городу, песня из юности «Yesterday». Воде, бьющей по ладоням, Лариса горестно шептала английские слова. Представилось, что Стас в этот момент смотрит на нее. «А ты говоришь, – кивнула она ему сквозь слезы, – взрослые дети». И отстраненно определила: «Похоже, я слегка тронулась». Все еще плача, она вышла попросить у Ане валерьянки.