Москва, Токио, Лондон - Двадцать лет германской внешней политики

Бесполезно сейчас размышлять над проблемой, могла бы подобная тактика промедления привести к более благоприятному для Германии проекту договора. Историю вершат факты, и Штреземан с Лютером чувствовали более важным для Германии не обмануть надежд, порожденных ее инициативой, и сохранить выгоды и преимущества проявленной доброй воли, которых следовало ожидать от добровольного примирения с Западом и всем остальным миром. Штреземан счел возможным положиться на заверения, данные ему относительно последствий договора Локарно. Он выполнил взятые на себя обязательства и был уверен, что позднее ему ответят тем же. В этом случае он был бы полностью оправдан и сохранил бы свои внутриполитические позиции. И хотя в данный момент ему пришлось столкнуться с противодействием, сомнениями и нападками, он верил в свою способность благополучно выдержать шторм, пока не подойдет подкрепление со стороны союзников, и потому подписал договор.

Первые последствия заключения пакта Локарно оказались такими, каких он и ожидал. Вздох облегчения прошелестел по всему миру. Миротворцы из Локарно расхваливались на все лады за проявленную гуманность. Штреземана приветствовали как одного из величайших европейских государственных деятелей. И этот престиж помог ему выдержать бурю, разразившуюся в Германии. Это был час триумфа для него лично и пик его политической карьеры. Но в то же время и начало трагедии всей остальной его жизни и смерти. Час триумфа стал тем моментом, когда трагический конфликт в третьем акте классической драмы наконец обретает форму, приводя с непреклонной, безжалостной логичностью к смерти героя.

Дальнейшую аналогию с классической драмой можно обнаружить даже в том факте, что последние годы жизни Штреземана характеризовались громкими успехами на международной арене, в то время как внутри Германии его политические достижения упорно сводились на нет. Штреземан в Женеве, принятие Германии в Лигу Наций, его дружба с Брианом, конференция в Туа-ри, его ораторский триумф в ходе заседаний Совета Лиги - все это было неслыханным, беспримерным успехом для германского государственного деятеля спустя всего шесть лет после Версаля. Но в то время как пресса и общественное мнение Европы расточали ему похвалы, самому Штреземану приходилось сражаться на двух фронтах при все убывающих физических силах. Громкие фразы о духе Локарно были слишком пустыми, чтобы поддержать голодный организм Германии. Парламентская оппозиция с растущей силой настаивала на обещанных "результатах" Локарно, и с еще большей настойчивостью Штреземан напоминал своим партнерам по Локарно о необходимости выполнять принятые на себя обязательства.

Политическая атмосфера неуклонно ухудшалась. После ухода Бриана в отставку из Парижа задул обычный холодный ветер. И когда наконец Штреземану удалось добиться успеха в вымогательстве "beau geste" (красивый жест. Прим. перев.) со стороны западных держав - даже столь незначительного, как вывод войск из первой зоны оккупации, - психологический момент был упущен и уступка не была оценена по достоинству и не смогла укрепить его положения.

Таким образом, последний акт трагедии Штреземана был торжественно открыт его собственным признанием на сессии Reichstag в ноябре 1928 года: "Права Германии нарушаются, поскольку ее требование о выводе войск до сих пор не выполнено". Лидер правой оппозиции граф Вестарп ответил: "Эпизод с так называемой "политикой Локарно" закончен. Франция угрожает безопасности Германии. Она продолжает держать свои войска на границах Рейна и вместе с Великобританией организует гигантские маневры на германской земле". Бесспорное утверждение. Генералы, командовавшие оккупационными войсками, начали маневры, отрабатывая стратегию нападения на Восток.

Непрекращающаяся и бесполезная борьба на два фронта подорвала физические силы министра иностранных дел, страдавшего смертельной почечной болезнью. Он мог бы продлить свою жизнь, бросив министерство и отправившись в Египет. Однако Штреземан предпочел сражаться до последнего. Благодаря высоким идеалам, за которые он боролся, благодаря тому безграничному доверию, с которым он верил, что его жертва не напрасна и рано или поздно будет вознаграждена, благодаря банкротству его политики и личному мужеству, с которым он работал до самой смерти, в памяти он останется как фигура великая и трагическая.