Москва в очерках 40-х годов XIX века

Неужели же торговле остатками, столько лет наряжавшей красавиц, подарившей состояние не одному купцу, неужели ей должно было пасть и пасть с бесславным именем после былой громкой известности, и оправдать своим падением поговорку: дешево, дескать, да гнило?.. Нет, не такая участь суждена была ей; на помощь к ее незавидному положению явилась цивилизация в лице смышленейших своих представителей. Магазины Кузнецкого моста и Тверской, где вместо «нашего- почтения-хозяина», приказчика с галантерейным обхождением и парней, наметанных на торговлю, – где вместо этих столь обыкновенных принадлежностей Гостиного двора встречаете или кокетливо-остроглазую dame de comptoir, или monsieur commis [1], который смотрит почти джентльменом и распоряжается завитыми garзon ’amui [2], – магазины, где вы дышите воздухом настоящей Франции, окружены ее изделиями, ее представителями, слышите чистейший парижский говор, – магазины приняли участие в судьбе торговли дешевыми остатками. Правда, еще прежде они решались иногда продавать «au grand rabais pour la cessation de commerce» [3]; но эта огромная уступка состояла в том, что франк считался немного дешевле целкового. Касательно же Фомина понедельника они со свойственною им проницательностью живо смекнули, что если в Московии завелся какой обычай, то его и во сто лет не выживешь, особенно если он полюбился московитам; что, следовательно, дешевые остатки, какая бы худая слава ни шла про них, будут жить да поживать: а когда они будут жить, почему же не поживиться около них и нам? Мутная вода… Таким образом, идея, впервые блеснувшая в голове русского человека, неоспоримая его собственность и им же осуществленная, эта идея все-таки должна была пройти через мысленное горнило стародавних наших учителей и явиться на свет в исправленном виде, уже под их клеймом. Клеймо это заключалось в таксе, prix-fixe [4]. Магазины пустили ее в ход на Фомин понедельник, загремели публикациями, стали объявлять, что продают не одни остатки, а целые богатейшие «ассортименты» товаров по «неслыханно дешевым ценам», прибавили кое-что о благонамеренности, об образованности, которой главное депо в Париже, – и, конечно, не остались в накладе… Русский человек понял тогда, что он в самом деле умен одним только «задним умом» (а шишка изобретательности, по Галлю, сидит не на затылке) и что, видно, долго еще не выдумать ему ничего путного без помощи иноземцев. Чтобы поправить свой промах, и он поспешил объявить, что будет торговать не одними остатками, а вообще дешевыми товарами без запросу (огромная уступка с его стороны!), а потом выучился таксе и подбавил галантерейности в обхождении с покупателями. Оба эти обстоятельства, особенно первое, сильно подняли кредит Фомина понедельника, и торговля остатками снова пошла в гору…

В настоящее время она процветает, сколько можно процветать в этот век, жаждущий золота и не удовлетворяемый мудрою, хотя и не златою, срединою. Она процветает и идет вперед, увлекая приманкою барышей самых солидных торговцев и выгодами покупки самых расчетливых людей. Мало того: появились дешевые остатки не одних мануфактурных товаров, но и всевозможных изделий, начиная от фарфоровой посуды до стеариновых свеч. Даже русская литература должна была испытать на себе влияние Фомина понедельника, и один ловкий книгопродавец вздумал торговать литературными остатками! Мало того: Фомин понедельник переехал (еще не по железной дороге) в Петербург, а потом проявился и в других краях России – во Владимире, в Ярославле, в Казани, даже в Тифлисе; и кто знает, какую роль суждено играть ему в будущем? Быть может, он сделается всеевропейским, мировым, из-за принципов его торгующее сословие разделится на партии… Но это пока в сторону. Обратимся лучше к подробнейшему рассмотрению, или, как говорят иные, к рациональному анализированию, торговли дешевыми товарами. Еще перед праздником торговля дешевыми товарами начинает обнаруживаться в публикациях, в приготовлениях торговцев и в решимости некоторых покупательниц отложить свои обновы до Фоминой недели. На второй и третий дни Святой, когда гостинодворцы приходят в город не для торговли, а только чтобы похристосоваться и поздравить друг друга с праздником, – в эти дни уже слышны одушевленные толки о надеждах на предстоящий «сенокос» и общее желание, чтобы погода не повредила ему. Один надеется поправить плохую предпраздничную продажу, другой – выручиться для уплаты по срочному векселю; у кого на уме не одни барыши, а вместе и возможность сбыть залежавшийся товар; у кого расчеты, в случае хорошей прибыли, перейти из шкафчика ^{48}в лавку, начать торговать в более обширных размерах.