Москва в очерках 40-х годов XIX века

Тут вы видите и непромокаемых и несгораемых; там один принимает яды, а в другого стреляют из 10 ружей, и он невредим; в одном балагане штукарь ^{13} показывает дьявольское наваждение на веревке, а в другом дают театральное представление собаки и зайцы. Посреди всего этого чудного, дивного стоит маленькая будочка на складном стуле; к верхушке ее прикреплена березовая палочка, на палочке вместо флага развевается замасленный красный носовой платок, в будочке есть два стеклышка; позади нее стоит отставной солдат и показывает разные оптические виды мальчикам и деревенскому мужику, которые с любопытством толпятся около его райка ^{14} и, защищая рукою один глаз от солнца, прищуря другой, смотрят серьезно в маленькие стеклышки. Солдат делает этой публике некоторые пояснения; он всегда говорит как-то носом, протяжно и однообразно. «Вот посмотри и гляди город Аршава: русские поляков убивают, себе город покоряют. Вот смотри и гляди город Аривань: вот князь Иван Федорович выезжает и войска созывает; посмотри, вон турки валятся как чурки, русские стоят невредимо! Вот смотри и гляди город С.-Петербург и Петропавловская крепость; из крепости пушки палят, в казематах преступники сидят, сидят и пищат, а корабли к Питеру летят! А вот город Москва бьет с носка: король прусский в нее въезжает, а русский народ ему шапки снимает… Ах, хороша штучка, да последняя».

Между тем наступает 4 часа; лучшее общество уезжает обедать, а в самое это время начинается вечернее гулянье. Цепи экипажей несутся под Новинское; сперва купцы, немного позже дворянство, и уже экипажное гулянье продолжается до заката солнца. Молодые люди, как птички на жердочках, сидят на перилах, бурлят, критикуют, лорнируют хорошеньких москвитянок, подходят к экипажам, и если красавица занимает щеголя, то, облокотясь важно на ручку каретной дверцы, жи – вописно закинув на плечо полу своего модного плаща, он провожает карету и расточает свои французские комплименты иногда с величайшими грамматическими и сердечными ошибками.

Наконец наступает и май, и открывается первое загородное гуляние в Сокольниках, потом Семик, – в этот день бывает многолюдное гулянье в Марьиной роще. Им оканчиваются большие, годовые гульбища, и лучшее общество начинает редеть, потому что многие уезжают в деревни и на дачи; но зато в это время частные гуляния оживают все вместе, во всем их разгуле и разнообразии, по всем концам огромного города. Знаменитый Бардин начинает обыкновенно травить за Рогожскою заставою своего лютого медведя Ахана, которого он не может затравить в течение 20 лет; открываются на близлежащих дачах и в городских садах: парижские тиволи, венские и берлинские пратеры и различные элизиумы, где бывают разные удивительные метаморфозы, великолепные катастрофы, олимпийские цирки, гишпанские пантомимы, геркулесовые упражнения, китайские пляски, индийские игры, путешествие доктора Фауста и его помощника Плутона в ад, прогулки Бахуса на бочке и разные, неслыханные живописные табло, освещенные бенгальскими огнями. На этих гуляньях портнихи, швеи, цветочницы, купцы и приказные составляют большую часть публики; в нескольких местах прекрасного сада играет полковая и инструментальная музыка, поют русские песельники и цыгане, на воде катаются в лодках и пускают фейерверки. Кавалеры бывают очень любезны с дамами, которых они угощают в палатках до поздней ночи, освещенной всегда каким- нибудь бриллиантовым транспарантом, а веселятся иногда до того, что, как сами говорят, уж ничего в волнах не видно.

Одни афиши, печатаемые объявления о таких гуляньях непременно возбудят любопытство, и я знаю людей в Петербурге, нетерпеливо ожидающих «Московских ведомостей», чтоб только хоть полюбоваться на эти афиши.

Между тем по воскресеньям на даче Немецкого клуба бывают балы, поют цыгане и дают представления разные приезжающие фокусники и артисты.

Лучшее же общество, остающееся на лето в городе, соединяется по пятницам в Сокольницкой роще и по праздникам в огромном воксале Петровского парка, где бывают маскарады, танцевальные вечера, лотереи, а в царские дни – великолепная иллюминация. Тут вы увидите московских невест и красавиц, с их привлекательными нарядами и изысканной небрежностью загородных прогулок; московских львов и денди, с их перехитренными модными фраками и сюртуками, с воткнутыми в глаза черепаховыми лорнетами; людей с печальными, важными, довольными или вечно улыбающимися лицами, дородных и тощих, действительных молодцов и безобразных, воображающих себя красавцами, и множество таких людей мужского и женского пола, которых вы, встречая ежедневно, никогда не узнаете, потому что ни лица их, ни одежда не заключают в себе ничего необыкновенного и такого, на чем могло бы остановиться ваше внимание.