Москва в очерках 40-х годов XIX века

Пьесы играют уже давно, и, верно, всякий москвич, видел их несколько раз. Это оттого, что они поставлены отчетливо, а игра артистов доставляет удовольствие публике, многие просвещенные люди уже замечали, что если бы репертуар театра состоял из пьес гораздо менее числом, но поставленных с большим тщанием, если бы не давались на московском театре беспрестанно: «Дезертир», «Филатка» и «Милошка», то «Скопин-Шуйский», то «Иголкин, купец Новгородский», который даже не смотрят приезжие новгородские купцы, – тогда бы публика постепенно привыкла к театру и он бы стал ее любимым удовольствием, как это сделалось в других просвещенных городах [1] . Несмотря на скудный выбор пьес, часто дурную их обстановку, несмотря на недостаточную игру артистов, в Москве есть люди, которых вы наверно можете каждодневно найти в театре; их обыкновенно видите в первых рядах кресел. Между ними есть старые и молодые с ленточками в петлицах и без ленточек, в чистых перчатках и замасленных, иногда совсем без перчаток. Это театральные клакеры, или театральные горла, нынешние меломаны, любители мимики, всегдашние женихи, праздные, волокиты за актрисами, почти никогда не достигающие своих целей, франты, ищущие случая где-нибудь показать свое новое платье. Быть каждый вечер в театре, хоть бы на несколько минут, сделалось для них необходимою потребностью души и тела; они командуют не только райком, но и задними рядами кресел; по их мановению делаются рукоплескания и вызовы артисток, по их также мановению плохая игра часто сопровождается змеиным шипением; это ареопаги московского театра. Они производят решительные приговоры на таланты и оркестрировку больших опер; их уважают, даже боятся многие актрисы и танцовщицы не с большими дарованиями и во время своих бенефисов всегда привозят к ним на дом билеты с атласными афишами. Театральному ареопагу театр приходится в год не очень дешево, но что же это значит человеку, бросающему деньги, не жалея, на всякие мелочи. Ареопаги театральные вознаграждаются за это особенным вниманием капельдинеров, подающих им при входе огромные зрительные трубки; кресла их всегда свободны, гордо идут они на свои места во время начавшегося уже представления и нередко в виду всей публики заставляют какого-нибудь пехотного офицера очистить для себя кресло, в которое тот уселся из заднего ряда вопреки совету капельдинера. Они сидят между людьми порядочными; артисты во время игры им потихоньку кланяются, артистки посылают также миленькие улыбочки; танцовщицы, сделавши отчаянный пируэт и приседая перед зрителями, строят им особенные глазки, замечательная публика иногда все это видит, самолюбие ареопага удовлетворено, а чего не дадут люди, чтобы удовлетворить своему самолюбию? Следовательно, можно ли ареопагам жалеть своих расходов на театры! Когда играют в Большом театре, то во время антрактов в коридорах верхних лож происходят шумные и хохотливые прогулки посетителей и посетительниц, занимающих те ложи. Часто дамы, если не сопровождаются кавалерами, встречая знакомых мужчин (приходящих из кресел нарочно потолкаться в этих коридорах), пристают к ним и просят поподчивать яблоками или виноградом. Тут бывают иногда маленькие объяснения в любви, вознаграждаемые изъявлением согласия, чтоб проводили из театра домой или угостили ужином у Печкина.

[1] Московский театр оживает, когда приезжают на время в Москву известнейшие артисты Императорского С.-Петербургского театра; в это время весь огромный театр бывает наполнен посетителями, и тут открывается ясно, что москвичи идут в него охотно, если артисты стоят внимания публики.

Цеховые, магазины

Если кто обратит внимание, тот легко увидит, как беспрерывно умножаются в Москве магазины; как самая ничтожная лавочка быстро, с каждым годом, приходит в лучший порядок; то явится красивая вывеска, то светлые стекла, наконец, самая внутренняя отделка начинает мало-помалу принимать вид роскоши. В лавочке, где за пять лет перед сим проглядывали в окнах для приманки покупателей четвертки жуковского табаку (см. прим. 13 на с. 309), глиняные трубки и серные спички, вы увидите теперь пирамидами расставленные фарфоровые баночки с помадою, щегольские склянки с духами, богатые палочки, узорные помочи, фуляры, галстуки и прочие безделки, которые своей чистотой и отпилкою кидаются вам в глаза, приказывают купить себя без всякой надобности. Вот ясное доказательство, что народная деятельность города с каждым годом увеличивается, а с нею, видимо, увеличиваются и потребности жизни. С умножением в Москве магазинов они отнюдь не приходят в упадок, напротив, совершенствуются с каждым годом, следовательно, имеют покупателей.