Впереди открылись ворота полицейского участка.
По знаку городового розвальни Завернули во двор.
Проходя мимо, я заглянул туда. Около стены серого, невзрачного здания возвышалась целая гора изуродованных, частью обуглившихся трупов. Они лежали поленницей. Сюда свозили жертвы со всей Пресни.
Ворота быстро захлопнулись.
Восстание захлебнулось в собственной крови. Какое горе надрывало душу, какая жажда мести сжимала кулаки!
А церковные колокола продолжали гудеть и переливаться малиновым звоном, тысячи попов и монахов воздевали очи к небу и радостно молились «о здравии и благоденствии» палачей рабочих.
И как будто для того, чтобы усилить мое горе и довести до полного отчаяния, вскоре через верного человека я получил письмо о последних событиях на Кавказе и о трагической гибели моего друга Алеши Маленького. Писала Раечка. В разных местах этого письма буквы расплывались, — наверное, от слез…
По приказу коменданта Тифлиса отряды драгун и казаков разгромили рабочую Нахаловку. Были сотни убитых и раненых. В порядке самозащиты надо было покарать палача рабочих — коменданта. Алеша давно жаждал подвига и первым вызвался принять участие в этом опасном деле. Вместе с молодым грузином (не знаю его имени) он должен был проследить проезд коменданта по известной улице и бросить в его экипаж бомбу. Покушение не удалось, и Алеша был схвачен драгунами на улице с бомбой в руках. Он был привезен в казармы и по приказу офицера подвергнут жестокой пытке. От него требовали выдачи соучастников. Алеша молчал, стойко выносил все муки. Его, полуголого, избивали плетьми со свинцовыми наконечниками, о его тело гасили папиросы, вывертывали руки. Но все было тщетно — Алеша молчал. Тогда офицер приказал поставить его босыми ногами на жаровню с горящими угольями. Алеша плюнул офицеру в лицо и тотчас был поднят драгунами на штыки.
Так кончил свою недолгую жизнь Алеша Маленький, оставив глубокий след и жажду мести в сердцах друзей и товарищей…
Нет! Мое отчаяние и горе длилось недолго: я знал и верил, что рано или поздно победим мы — рабочий класс, наша партия.
А теперь… теперь опять в подполье, опять за черновую работу. Ленин зовет продолжать борьбу: крепить нашу рабочую партию, заново собирать силы, готовить новый и уже смертельный удар старому миру. Но… но когда это будет? Увижу ли я своими глазами зарю свободы?..
Эпилог
Прошло полвека…
Промчались бурные годы юности, годы великой борьбы и потрясений, годы, преобразившие мир.
И опять Москва в огне. Но это не огни догорающих баррикад, не огни пожарищ над израненной Пресней, не облака дыма над развалинами фабрики Шмита и рабочих казарм.
Это огни вечерней Москвы 1955 года. Это сияние рубиновых звезд над башнями новой столицы — столицы первого в мире социалистического государства.
Зима. Большой театр.
Медленно раздвигается тяжелый, вышитый золотом занавес.
На фоне красных знамен — бессмертный вождь и учитель Владимир Ильич Ленин. Почетный караул, золотые колосья, живые цветы.
Через всю сцену, высоко над головами, красное полотнище с надписью:
На сцену выходят члены ЦК КПСС, члены Советского правительства, седовласые большевики — участники первой революции 1905 года.
Бурные рукоплескания и крики «ура» долго потрясают степы театра.
И представьте себе, дорогой читатель, в группе старых большевиков за столом президиума находился и бывший батрачонок Пашка Рыжий, тот самый безусый агитатор, который полвека тому назад у костра за баррикадами мечтал о социализме как о чем-то далеком, сказочно прекрасном…
Тогда мне даже и во сне не снилось, что я увижу социализм своими глазами и даже буду участвовать в юбилейном вечере в Большом театре, куда при царизме мне удалось проникнуть лишь раз, да и то «зайцем», да и то на галерку.
Доклад о вооруженном восстании московского пролетариата я слушал как героическую легенду и смотрел на окружающее словно сквозь туман из далекого былого. И все, что ныне стало простым и обыденным, казалось мне новым и необычайным: и то, что бывший императорский театр с его бархатными, позолоченными креслами и ложами сегодня занимал народ — передовики рабочие, колхозники, ученые, инженеры и техники, писатели и художники, генералы и адмиралы — все из народа, его плоть и кровь…
Поражало меня и то, что в самой роскошной ложе, где восседали когда-то царь с царицею да знатнейшие вельможи, обремененные высокими чинами, теперь сидела бывшая кухарка Маруся — старый революционер и почетный гость.
А вон и славный ветеран Красной Пресни, бывший начальник боевой дружины фабрики Шмита Николаев. И тут же, впереди меня, на расстоянии одной лишь руки, луганский рабочий Клим Ворошилов — Климент Ефремович Ворошилов, прославленный деятель революции, верный коммунист-ленинец.
И я был счастлив как никогда: мечта моей юности воплотилась в жизнь!
— Товарищи, — доносится голос с трибуны, — сегодня здесь, среди нас, присутствует больше трехсот участников первой революции тысяча девятьсот пятого года и Декабрьского вооруженного восстания в Москве!..