Москва – Врата Демонов

Наверное, случившееся было скорее приятно, чем противно. Наверное, она бы была не против почувствовать подобное еще раз. Хотя разочарование все-таки имелось. Все то, что испытала девушка, вовсе не походило на счастливые пересказы женщин селения. Не были испытанные ощущения тем, к чему нужно стремиться, пытаясь понравиться и украшаясь не покладая рук, соблазняя и интригуя — лишь бы добиваться близости снова и снова. В общем-то, не так уж и много она потеряла, уединившись на безымянной безлюдной реке и махнув рукой на пресловутое женское счастье.

Но теперь она хотя бы знала, что это такое — отношения с мужчиной.

Девушка поднялась, отряхнулась, сходила к реке, немного освежилась. Вернулась назад и села на попу рядом со все еще отдыхающим незнакомцем, оперлась на отставленные назад руки, подставила лицо солнышку. Спросила, благо чужак все едино не понимал из ее речей ни слова:

— Ну что, спаситель ты мой, не очень противно было?

Дмитрий, не отвечая, придвинулся ближе к ней, провел пальцами от ее ступни к коленке, опустил их обратно, провел еще раз, но уже с внутренней стороны ноги. Атая не мешала, хотя ей и было слегка щекотно. Не мешала, и когда он коснулся губами колена. Мягкими и теплыми губами к холодной коже. И когда губы стали подниматься все выше и выше. Его рука скользила по бедру, губы целовали другое, добравшись до изгиба между ногой и низом живота. Атая поймала себя на том, что ей эти прикосновения даже нравятся, а там, внизу, стало зарождаться какое-то странное, горячее ощущение. И вовсе не неприятное. От этого ощущения по телу потекла слабость, руки подогнулись, и девушка оказалась на спине, хватая воздух резкими короткими вздохами.

Горячие ощущения растекались по телу, делая его невероятно чувствительным — и к свету, и к дуновениям ветерка, и к прикосновениям чужих рук. С ней что-то происходило — и разные мышцы неожиданно вздрагивали без ее желания, раскачивая тело из стороны в сторону, и сладкие волны катались по телу, и какой-то туман безвременья застилал разум, словно дым от разгорающегося внизу пожара. А лесной гость ворошил и ворошил угли этого костра нежными губами, отчего жар становился сильнее, и ей это почему-то…

— Нравилось!!! — Короткий выкрик сорвался с губ тоже без ее желания, и тело опало, безвольно растекаясь по траве, утопая в алом горячем блаженстве. Однако жар продолжал скользить по коже губами, пальцами, ладонями, прикосновением обнаженного тела. Атая пыталась подняться к нему навстречу — но раз за разом безуспешно проваливалась то ли на траву, то ли в бездонную бездну с цветными вспышками и сладкими толчками, качающими, кружащими, путающими, бросающими ввысь, к голубому небу, свежему воздуху, к черным глазам и поцелуям мягких губ, к толчкам снизу — сбрасывающим ее обратно в блаженную пропасть, из которой уже не хотелось выбираться, а только падать, падать и падать…

Когда она очнулась, уже смеркалось. Дмитрий лежал рядом и гладил ее плечи, шею, щеку. Коснулся уха.

Атая вздрогнула и приподнялась:

— Надеюсь, ты не сердишься? Прости меня, я поступила, как дура.

Он приподнял брови и улыбнулся. Что-то произнес, из чего она разобрала только имя:

— Атая…

— Дима, — ответила девушка.

Он засмеялся.

Уклейка тоже улыбнулась, поцеловала его в живот, поднялась и пошла к реке. Ее пошатывало. Но теперь она знала — да, ради подобного и вправду стоит стараться.

Вода омыла прохладой, вернула бодрость — но не могла вернуть так нежданно завершившегося дня. Забрав с дерева одежду, Атая свернула к мужчине, протянула ему руку:

— Пойдем, Дима. Сегодня нам остается только спать.

Она первая забралась в нору, раздвинув распугивающие комаров и мошку веточки полыни, сбила кучнее сваленное у стены сено, провела сверху рукой, разравнивая, накинула сплетенную из липового лыка широкую мягкую дерюгу, сверху вторую и пояснила:

— Будет холодно, можно между ними забраться. А то и травой сверху завалить, тогда и вовсе даже зимой тепло.

Гость, конечно, ее не понимал — но не говорить с ним Атая не могла. Отложила тунику, упала на мягко просевшую постель. Дмитрий опустился рядом и стал целовать ее брови, глаза, щеки.

— Как, неужели опять? — удивилась она, забрасывая руки мужчине за шею, и счастливо рассмеялась…

Заснули они только глубоко-глубоко за полночь. Однако проснулся Дмитрий Полесов еще задолго до рассвета. Ничего не попишешь — проклятие разведчика погоды. Небо снаружи было ясным, звезды светили ярко, словно светодиоды с потолка в ночном клубе. Не как днем, но мир вокруг разобрать можно.

Капитан с минуту полюбовался разметавшейся на рогоже восхитительной куколкой, столь нежданно оказавшейся в его объятиях, потом осторожно отодвинулся, встал и выбрался наружу. Потер ноющий живот, привыкший к регулярному питанию, но за вчерашний день так и не получивший ни крошки, почесал в затылке и отправился к скучающему возле камня «НАЗу».