Москва за океаном

Далее приблизительно следует Дженни, она уже такая повзрослевшая Барби, которая раздалась, налилась соками и повидала кое-чего в жизни, она в теле, но легкость еще присутствует. Взгляд у нее даже не пытается изображать невинность, как, допустим, у Хезер, — бесполезно…

После идет Деджа, главное в ней — что она блондинка, не толстая и не тонкая, не вамп, но и не гимназистка… Просто симпатичная девушка средней американской наружности, что в ней, видимо, и ценно, — типичный образ. Кстати, сестра ее работает в русской Москве, принимает экзамены у желающих учиться в Штатах. Никаких фамилий, все-таки дело деликатное.

Завершает хит-парад Виктория, черненькая такая. Не в смысле брюнетка, а вообще, полностью. Очень, надо сказать, гибкая, что вытворяет! Дружок у нее, кстати, русский. Самый настоящий, лет десять как приехал.

— А чем, интересно, занимается?

Она делает большие глаза и испуганно кивает на диктофон. Ну, выключаю.

— Нет, нет, ты что! У него семья знаешь какая строгая! Узнают — такое будет! А у нас с ним серьезно.

Действительно, вот как это, если девица служит в стриптизе?

— Да я сама иногда страдаю, — рассказывает Тина, хозяйка. Ей в районе пятидесяти, она осаниста, с высоко поднятой головой, с благородными чертами лица, чистым взглядом. Никакая она вам не типичная бандерша, а приличная полька из католической семьи, мать семейства. — Я все-таки чувствую себя отчасти виноватой, церковь ведь не одобряет публичной наготы…

— А что батюшка говорит, ксендз ваш?

— Да как-то мне с ним даже неловко такие темы обсуждать… — продолжает она в сомнении, — я ж плохого ничего не делаю! Вольностей никаких не допускаем мы тут, девушки себя блюдут. Они все серьезные, медсестры тут есть у меня, учительницы, некоторые в колледжах учатся, иные замужем, а у кого и дети. У нас очень, о-чень строго.

Так-то оно вроде так, но я все же засомневался. Хотя я на стриптизе-то бываю редко, в среднем раз в десять — пятнадцать лет. Так что не специалист. И тот факт, что подмосковный стриптиз мне показался чрезмерным, ни о чем не говорит. Может, он везде такой? Может, так положено?

Значит, делается это так.

Клиент заходит, уплативши червонец.

Заходит — но не сразу на шоу, а идет прежде в бедную пустую комнату типа бывшей советской пивной, там еще, помните, такие доски приделаны на высоте локтя, чтоб ставить пиво. Пиво приносят с собой и пьют стоя. Потому что кто ж трезвый ходит на стриптиз, а с другой стороны, закон штата Пенсильвания не велит на стриптизе выпивать. Попили — и в зал.

А там невысокая загородка приблизительно три на три метра.

Девицы по очереди заскакивают в этот загончик, под музыку стягивают платье и остаются только в одних туфлях и подвязке на одной ноге. Далее под музыку они двигаются, предъявляя разные части тела (перечислять не буду — в основном все так же, как у наших). Если зритель не просто будет стоять у стены и таращиться, а подойдет к бортику и выложит туда хоть долларовую бумажку, так девица к нему подойдет и чуть ли не минуту будет демонстрировать все только ему одному, тыкать ему в лицо белую грудь (он для этого как раз удобно на стуле сидит) и иные органы без какого бы то ни было стеснения, как будто он гинеколог. Далее она задерет на бортик ногу, оттянет подвязку, и клиент туда двумя пальцами закладывает свой доллар…

Еще бывают так называемые танцы.

Представьте себе в углу зала кабинки, как бы телефонные, только без двери. И вот клиент за 20 долларов садится в такую кабинку на стул, а девица перед ним как бы пляшет, в том смысле, что музыка точно играет, — и опять ему все-все предъявляет, прислоняет к самым очкам. Клиенту еще вот что очень хорошо видно, кроме фрагментов человеческого тела: объявление про то, что чаевые не обязательны, но приветствуются.

— Не, ну, мамаша, ты точно уверена, что все в порядке, ну вообще, а? — Я все-таки как дилетант продолжал сомневаться и допрашивать Тину, польскую хозяйку. — Все-таки как-то оно того…

— И не сомневайся! Наше заведение делает вклад в борьбу с изнасилованиями. Знаешь как? Придут к нам насильники, посмотрят на разные части организма и сразу успокоятся. Понял? У нас тут точно все чинно и благородно, я сама, как мать двух дочек, разве чего плохого допущу? Просто у девушек красивые тела, ну, люди на них смотрят, и все, больше ничего…

— А дочек ты бы так пустила работать?

— Ну, если деньги нужны, отчего ж не поработать…

— А что у вас там за комнатки подозрительные на втором этаже?..

— Это? Это, это… А, так тут раньше гостиница была, вот они и остались.

— И что?

— Да ничего! Из девушек кто ночует, если ехать далеко… Да вот же еще, оживилась она, — и гастролерша Эванс там останавливается! Со струей которая. А за ней еще девчата подъедут из "Пентхауза" и еще из "Плейбоя", так что всем места хватит… А вольностей у нас — нет, никаких…

Последнюю фразу с угрюмым лицом выслушал Гэри, хозяйский сын, неженатый лысеющий юноша лет под тридцать, в шортах и туфлях на босу ногу, протирая стаканы в безалкогольном баре внутри заведения.