Москва за океаном

Теперь попробуйте себе представить американское широкомасштабное празднество без автомобилей; не получается — и это правильно. Потому что, конечно, тут была огромная выставка антикварных машин. Ими было заставлено целое поле. Представьте себе все автомобильные марки, которые за последние лет семьдесят выпускались в Америке, — и весь этот ряд, с незначительными пропусками, был представлен влюбленными автовладельцами. Они сидят на раскладных стульчиках возле своих игрушек, пьют пепси-колу из холодильных ящиков и с достоинством, с сознанием своих заслуг перед страной неторопливо рассказывают желающим, как купили ржавую колымагу на помойке за 300 долларов, а потом два года неустанно приводили ее в порядок, и красили, и вылизывали, и выискивали родные детали, и вот награда — сверкающий, с иголочки, восхитительный автомобиль, хоть сейчас на аукцион!

Долго, долго ходил я по этому полю чудес. И нашел, кому адресовать свою высшую похвалу: это был автолюбитель из Подмосковья Джон Томасович, по происхождению словак. Самая замечательная машина была у него. Ford Fairlane 1957 года, retractible. Что же такое означает колючее слово retractible? Представьте себе нечто наподобие нашего черного советского "членовоза", большой удобной солидной машины. И вот вы открываете огромный багажник, а после нажимаете специальную кнопочку на панели. И девять электромоторов, включаясь поочередно, один за другим, поднимают с вашего "форда" крышу и плавными движениями укладывают ее в багажник… И перед вами — роскошный прогулочный автомобиль, на котором очень удобно ездить по Москве в дни, когда над ней по приказу Лужкова разгоняют дорогие облака…

Томасович по моей просьбе не раз гонял крышу туда-сюда, счастливо улыбаясь, и я с восторгом наблюдал за метаморфозами. Однако мне самому кнопку нажать он не доверил…

Не забыли ли мы чего из американских ценностей? Гамбургеры, револьверы, машины, трудовое и иное воспитание детей, зарабатывание денег, джаз и кантри (их там было, разумеется, полно) — вроде вся палитра на ярмарке была представлена.

ЧАСТЬ III. Простые москвичи

Глава 14. Черный медведь в жизни мужчины

Добыча медведя — редчайшее событие. Оно выпадает на долю далеко не всякого охотника даже в Москве, которая полна всевозможной дичи и славится почти непрестанной стрельбой метких москвичей и гостей Москвы, особенно в выходные дни. И вот такое счастье выпало Генри Какареке — местному охотнику.

Конечно, интересно поговорить со счастливчиком.

— Генри! Пожалуйста, коротко расскажи о себе.

— Сам я коренной москвич. Мне тридцать шесть лет. Работаю каменщиком.

— Давно охотишься?

— Да уж почти двадцать пять лет. Мне тогда как раз исполнилось двенадцать. На день рождения мать подарила мне "Винчестер-308" (она его выиграла в лотерею), я с ним до сих пор и охочусь.

— А раньше приходилось добывать медведя?

— Нет, это первый раз.

— Кто тебя научил охотиться?

— Мой отец, Генри Какарека-старший. Ему сейчас шестьдесят семь, он на пенсии. Тридцать лет назад он отличился тем, что застрелил медведя весом пятьсот фунтов (редакция его не взвешивала и потому ответственности за эту информацию нести не может. — Прим. авт.). Что редко даже для наших мест, где почти все мужчины — охотники. Я имею в виду коренных москвичей; из приезжих, конечно, какие охотники…

— А когда можно посмотреть на трофей?

— Через полгода, не раньше. Я отдал чучельнику, а там очередь, у нас же все охотники… Жаль, сезон охоты на медведей короткий — три дня всего.

— А была мысль подстрелить медведя тайком, не в сезон?

— Нет, потому что вне сезона ни азарта, ни смысла (it's not a challenge that way).

— А знаешь людей, которые охотились браконьерски?

— Нет, никого не знаю. Показывать потом трофей и хвастаться можно ведь только в случае легальной добычи медведя!

— А наказание?

— Две тыщи штрафа и на пять лет забирают охотничью лицензию. Читал в газете про одного такого парня…

— Генри! Что для тебя важнее — работа или охота?

— Будь на то моя воля, я б только и делал, что охотился. Уж как-нибудь бы прокормился. Но ведь надо счета оплачивать, вот и приходится на работу ходить…

Охота — точно главная вещь в его жизни. С первой женой Генри развелся из-за нее, из-за охоты. Жене не нравилось, что все выходные он пропадал в лесу. Она даже из принципа не ела добытой им дичи.

В общем, не сложилось.

Жена его потом вышла замуж. Новый ее муж Тим, что интересно, не охотник. Потому что он не местный, не москвич, а приезжий. Семья у них крепкая, дружная — на почве нелюбви к охоте…

А первого в своей жизни медведя Генри добыл так. Сезон всего три дня в году. И вот купил он лицензию в оружейном отделе скобяной лавки, выпросил отгул на два дня — и вперед.