Москва закулисная-2 : Тайны. Мистика. Любовь

— И она в том, что ты — артист эмоциональный, не интеллектуальный. Интеллектуал вряд ли добровольно полез бы в машину, чтобы трижды перевернуться. Тысячу раз подумал бы.

— А фиг ли думать? (Смеется. Пьет глинтвейн.)

Штурмовик всегда просит огня

Смотрите, кто идет, — да это же Марк Розовский! Художник стихийный, как волны на картинах Айвазовского. Непотопляемый. Во всяком случае, все его упругое, даже в 60-летнем возрасте, существо в своем стремительном полете несет оптимистичность формулы: «Всегда готов». И убежденность, что «не бывает напрасным прекрасное». Он готов… А к чему? Да буквально ко всему — к борьбе, работе, сопротивлению, любви. Все это, захваченное его необузданным темпераментом, часто производит эффект разорвавшейся бомбы.

К тому же Марк Розовский — единственный режиссер, который руководит профессиональным театром, не имея специального образования. Его театр расположен у Никитских ворот и носит одноименное название. Хотя много лет назад Марк Розовский готовился совсем к другой, не театральной карьере. Выпускник факультета журналистики МГУ тогда не знал, что попадет в батальон штурмовиков театра и этот

ШТУРМОВИК ВСЕГДА ПРОСИТ ОГНЯ

Мама гречанка, а папа — инженер — Не каждый антисемит — подлец — Игры, в которые мы не играли — Задернуть Ленина на спектакль — Нищий мот — это шик — Штурмовики просят огня

— Марк Григорьевич, а вы хоть одну статью написали?

— Много. Штук двести. Во-первых, у меня был творческий диплом — фельетоны и юмористические репортажи. Помню, я писал материал о магазине «Изотопы». Как сейчас говорят, «стебался». Но в отличие от сегодняшнего стеба мы стебались со смыслом. Еще был фельетон «Рокфеллер из Ногинска», где я бичевал человека, выписавшего себе удостоверение Рокфеллера. Я работал на радио редактором передачи «С добрым утром», а стол Войновича был напротив моего. В одной из своих книжек он вспоминает, как меня принимали на работу. А выглядело это так.

Председатель Гостелерадио Кафтанов, прочитав мою анкету, спросил меня: «А почему вы грек?» Я моментально ответил: «Потому что у меня мама гречанка». Возникла пауза. «А папа у вас кто?» — задает он свой главный вопрос. Я поднял голову и сморозил: «А папа — инженер». Поэтому Жириновский, я считаю, у меня украл эту формулировку: «Мама русская, а папа — юрист». Вот все это и описал Володя Войнович в книге, изданной еще двадцать лет назад в Мюнхене. Потом я рассказал эту шутку Мише Жванецкому, и он фельетон Райкина «Биография» начал так: «У меня мама гречанка, папа — инженер». Так что у меня два свидетеля.

— Тогда вы действительно дрожали из-за «пятого пункта»?

— Слово «дрожали» ко мне не подходит. Я никогда не дрожал. После моего ответа про папу-инженера я увидел, как эта громадина Кафтанов сначала вспотел, потом убрал мое дело в стол, встал, протянул руку: «У меня нет возражений». Вот ты спрашиваешь о «пятом пункте». В школе не было уж такого антисемитизма: может быть, потому что там училось много еврейских детей. И во дворе это не чувствовалось. А вот в студии «Наш дом»… В пятьдесят восьмом году, когда она образовалась, ею руководили Алик Аксельрод, Илья Рутберг и я, Марк Розовский. Ничего себе компания?

Был один смешной случай. В горкоме партии, куда меня часто вызывали, потому что запрещали спектакли, один человек говорит: «Ты же должен просто понять: Аксельрод, Розовский, Рутберг… Ну хоть бы один был, а то сразу три». А я ему: «А ты знаешь, что Ленин сказал?» — «Что?» — встрепенулся он. «Не каждый подлец антисемит, но каждый антисемит — подлец». Он застыл, вцепился в меня: «Ты что? Правда, что ли, Ленин так сказал? Ну-ка, дай я запишу».