Москва закулисная-2 : Тайны. Мистика. Любовь

— Слава богу, что это бывает редко. Есть артисты хорошие, добрые, которые могут быть исповедниками веры. Я бы разделила всех артистов на две категории: на актеров, свидетельствующих о добре, и актеров, свидетельствующих о зле. Вот, например, кино — это рентген; там через глаза, взор видна душа человека, который на экране. При этом видно, что актер выбирает для себя. Правда, бывают артисты, которые свидетельствуют и о том, и о другом. Это ложный психологизм, перетекание из одного состояния в другое.

Я, помню, озвучивала актрису, игравшую Эдит Пиаф. Прекрасную актрису, вы, кстати, на нее похожи, на молодую. И вдруг в какой-то момент я поняла, что актриса для достижения большего проникновения принимала наркотики. В одном из кадров у нее изменилось лицо, расплылись глаза… Представьте, к чему человек может прийти, если он ради успеха идет на разрушение своей божественной природы. Вот актеры, которые уходят в церковь, принимают постриг, понимают, что душевная жизнь непременно сопряжена с духовной, и ищут себя именно в духе.

— Видя, как профессия разрушает других людей, вы чувствовали, что она разрушает вас?

— Когда я училась еще во ВГИКе, у меня получались всякие роли хорошо, и я довольно рано привыкла, чтобы за мной тянулся шепоток: «Вот она пошла, та самая распрекрасная». Мне об этом сейчас смешно даже говорить. Тем не менее я упивалась славой, была заносчивой и при этом могла обидеть и обижала людей.

— Это те самые грехи, о которых вы говорили мне и за которые молите прощение?

— Да, безусловно. Я обманула своего жениха, не пришла в загс. Я была кокетливой, мне нравилось нравиться режиссеру, зрителям. Мне говорили, что я сделала бы карьеру, если бы была более проста в отношениях. Если бы не держалась принципов — в творчестве не должно быть никаких романов, никаких альянсов. Поэтому я не выходила замуж за режиссера, который меня снимал не раз.

— Значит, актерство, по-вашему, — греховная профессия?

— Нет, конечно. Грех — он не в профессии, он в человеке. Я вам скажу, что есть актеры, которые хотят воплотить высокую духовную идею. Я для себя вот этого не нашла. Но это касается лично меня.

— Скажите, мать Ольга, среди ваших ролей были роли монахинь?

— В чистом виде роль монахини я не играла. Хотя элементы этого присутствовали, и не в одном фильме. Начать с того, что мой духовный отец благословил меня сниматься в фильмах, прославляющих церковь. Я так и поступала. Поэтому согласилась сниматься в фильме «Этюды о Врубеле», в Киеве, где были документальные кадры празднования тысячелетия Крещения Руси. Там произошла встреча с Патриархом Иерусалимским Святейшим Диодором. И он меня благословил и оставил автограф на моем приглашении.

Когда я стала монахиней, я слышала о себе от недобрых людей: «Вот она теперь играет новую роль». Но тут стоит поразмыслить. Актер, если он удачно сыграет, получает все мирские блага — цветы, поклонение, аплодисменты. Когда же человек становится монахом, он остается один на один с миром, в скорбях и поношении. Но должен принимать их с благодарностью. Тут не до игры. Со мной произошло чудо. Оно в том, что я стала инокиней. Это тоже монахиня, рясофорная монахиня.

— При этом, насколько мне известно, вы насельница Свято-Введенского монастыря, председатель Марфо-Мариинского сестричества Федоровской Иконы Божьей Матери, постоянный член Совета Союза Православных Братств… Вам не кажется, что здесь вы сделали большую карьеру, чем в кино и театре?

— Никакой карьеры здесь нет. Эти должности — увеличение креста. Как председатель сестричества я отвечаю за людей, их судьбы. Наш Совет — это еще более тяжелый крест, потому что на нас сыпятся наветы, напасти. Какая здесь карьера, скажите?

— Мать Ольга, а как для красивой женщины, привыкшей к вниманию, облачаться в одежды черные, малопривлекательные?

— Одежда, которую надевают инокини, очень их красит. Это ангельская одежда. А что касается женской красоты — рано или поздно она блекнет. Я уже немолодая женщина, и я тоже переживала, что у меня появилась седина. Но приходит совершенно иная красота — внутренняя. Она ярче. Сейчас красивые лица можно редко увидеть, потому что лица не одухотворены.

— Ваше положение сейчас запрещает общение с мужчинами в том смысле, как это происходит в миру. Но ведь существует природа, которая от нас не зависит. Усмирить плоть, возможно ли это?

— Конечно, возможно и даже нужно. Я давно веду аскетическую жизнь и никаких затруднений не испытываю. Ведь жизнь монаха состоит из трех обетов послушание, целомудрие и нестяжательство. Было такое чувство, которое оболгали, — это платоническая любовь. Духовная любовь, иными словами.

— А интересно, мать Ольга, как ваш сын отнесся к тому, что его мама была актрисой, а стала монахиней?