Москва закулисная-2 : Тайны. Мистика. Любовь

— У меня была большая мечта здесь еще собаку завести. Не для того, чтобы она меня защищала от тех, кто приходит в кабинет. А просто я вырос с животными. Я вырос в Чите, в маленьком дворике, где всякой живности было много: козы, поросята, собаки, кошки… Мои родители были люди творческие, педагоги-музыканты. Но у отца была тяга к животным: однажды он на рынке купил утку с больными ногами. Она не ходила, ее жалели. В другой раз — приехал с козой из монголо-бурятской степи. Так на эту козу пол-Читы ходило смотреть, такой фантастической красоты была козочка. Серая, с черными подпалинами, рога, глаза… — ну просто красавица. Все спрашивали: «Мефодич, а чой-то ты ее привез?» — «Красивая очень», — отвечал отец. Молока, правда, коза не давала.

Потом, когда мы с женой были студентами, тоже подбирали бродяжек. Я собачник. Она — кошатница: все время больных кошек в общежитие таскала. Даже когда мы поженились и снимали свой первый угол в подвале у одной полусумасшедшей бабки, туда она умудрялась привести собак и кошек. С тех пор так и пошло. У нас жили Булочка, Гарик, Кузя… Всех могу вспомнить. Сейчас у нас дома — три собаки и четыре кошки.

— У вас должна быть большая квартира, чтобы такой зоопарк поместился.

— Да нет, квартира у нас нормальная — метров пятьдесят.

— А как же уживаются?

— Ну, вы знаете, животные живут лучше, чем люди. Дело в том, что меня животные успокаивают. Я с собаками разговариваю. Только собаке я могу наедине высказать то, что не скажу даже жене. Я-то знаю: она смотрит на меня и все понимает. А главное — никому никогда ничего не расскажет. Потом… — сидеть в этом кабинете… — много нервов требуется.

И вот, кстати, о Феде. Наша старая работница принесла мне эту птичку в подарок. Я ей очень благодарен за это. Вот Федя замолчал: слушает, что про него говорят. Сейчас подойду — целоваться будет (очень уважает это дело). А когда я работаю, то выпускаю его из клетки. Сначала он не дает мне писать: каждую букву, как бюрократ, выклевывает. А потом берет листок и летает с ним по кабинету. Я страшно люблю смотреть, как мои приказы и указы здесь летают.

— Короче, я поняла: вам сюда нужно принести еще собачку. Представьте себе: вы собираетесь с худсоветом, а Бобик или Шарик, улавливая чье-то враждебное настроение… Веселая картинка из жизни Малого!..

— Не слабая. Бобик может укусить. Только его натаскать надо. Это все, так сказать, смешно, но вообще собака необходимая вещь здесь. Не для защиты (я это уже говорил), а просто чтобы решить какой-то вопрос. Если требуется принять какое-то очень важное решение, то мне нужно порассуждать, вслух поговорить. Я так устроен. А поговорить можно только с животным. Пока же у меня советником в кабинете — Федя. Добрый, но очень ревнивый. Вот телевидение ненавидит люто. Так начинает чирикать, когда меня снимают! Не переносит чужой популярности.

— Юрий Мефодьевич, вот вы собачник…

— И вы тоже. Это сразу видно.

— Собачник собачника видит… — сами знаете.

— А у вас было когда-нибудь двенадцать кошек? То-то… А у меня было.

— А не приходилось народному артисту торговать на Птичьем рынке?

— Однажды, когда у нас было двенадцать котят, мы с женой попробовали это. Я ждал ее за забором, физиономию не показывал, только котят передавал, которые грелись у меня за пазухой. Но она оказалась горе-продавец: всех даром раздала.

— Представляю, как бойко пошла бы торговля, если бы с котятами стоял Адъютант его превосходительства… Налетели бы, а потом рассказывали знакомым, как покупали котят у популярного артиста.

— Ну, так мы иногда и пристраиваем животных. Так сказать, эксплуатируем популярность. Я лучше потрясающую историю расскажу про свою собаку Кузю. В семьдесят шестом году я неожиданно для всех и для самого себя получил роль царя Федора. Мне надо было ввестись в готовый спектакль за восемь дней. Сроки нечеловеческие. В то время я жил на Петровке. Вот сижу дома на диване, поджав ноги, и учу сто страниц стихотворного текста. Учу, смотрю в окно, снова учу. Я даже не обедал. Но время пошло к закату. Чувствую, что текст идет, но души в нем нет, что-то не зацепилось. И вдруг я увидел, что напротив лежит Кузя, моя собака, и смотрит на меня. Я в тот момент даже не сообразил, что за весь день не вывел его, бедного, не покормил…

— А ты знаешь, что такое царь? — произношу текст, глядя Кузе в глаза, ничего уже не соображая.

— А… ты знаешь…

Он встал, подошел ко мне, положил морду на колени.

— Ты помнишь батюшку-царя?

И Кузя завилял хвостом. Когда я закончил эту сцену, понял, что нашел нужную интонацию. И вот с тех пор я знаю точно, что он мне подарил эту сцену, а может быть, и решение всей роли.

— Наша беседа похожа на старую интермедию, когда встречаются две старушки: «У тебя Барсик колбасу жреть?» Про грустное, то есть про колбасу, не будем. Скажите, вы дрессируете свою животину?