Я же с Селезневой и Макаровым и нашим постоянным хореографом Юрием Потемкиным пошел другим путем. Более творческим, что ли.
- Что вам не нравилось в работе жены?
- Никогда не анализировал на самом деле. У Тамары, безусловно, была хватка, которой никогда не было у меня. Но она никогда не думала, как «подать» элементы, в то время как я сам придавал этому очень большое значение. Старался найти у каждого из элементов наиболее выигрышную, «лицевую» сторону. Чтобы программа заиграла. Считал, что иначе нельзя. Смешно ведь будет, если балерина выйдет на сцену и начнет крутить свои фуэте в углу возле кулис?
Одной из моих любимых программ у Селезневой и Макарова был «Китайский концерт» Жан-Мишель Жарра. Они катались в черных комбинезонах, я даже хотел использовать белый грим и шапочки, как у мимов. Руководители федерации фигурного катания запретили гримировать ребят, но программа благодаря множеству игровых элементов все равно получилась довольно мистической.
В 1985 году Лариса и Олег выиграли короткую программу на чемпионате мира в Японии, но там не в нашу пользу сложилось слишком много факторов. У Ларисы в тот сезон было неважно с ногой. Ее долго лечили в Москве у Зои Мироновой – в отделении спортивной и балетной травмы ЦИТО, делали блокады, но никак не могли понять причину травмы. А она, как выяснилось позже, возникла от того, что сломался ботинок и стал натирать ногу. В результате этого развился лимфоденит – гнойное воспаление сухожильной сумки.
После бесплодных попыток вылечить ногу в ЦИТО, я каким-то образом получил направление в Кировскую больницу Санкт-Петербурга. И врач сразу определил в чем дело. Сделали два надреза, оттуда вышло два стакана гноя, поставили дренаж, в общем через неделю нога стала приходить в норму. Так ногу и спасли. Хотя довести до ума произвольную программу мы тогда из-за травмы так и не сумели.
Сюжет короткой программы я взял из Гойи. Старался показать, как люди чувствуют себя в аду. Для Ларисы это по сути и был ад – кататься с такой травмой. Но программа получилась потрясающей.
Перед произвольным выступлением случилась еще одна необъяснимая вещь. Мы вышли на заключительную дневную тренировку, Олег надел коньки и неожиданно почувствовал, что конек соскальзывает. Посмотрел на лезвие, а там на самом «рабочем» месте огромная завернутая наружу заусеница. Откуда – понять никто не может. Вроде ни на что жесткое он не наступал, катался накануне вечером, и все было нормально.
Я взял ботинок, взял тряпочный чехол, в которых фигуристы коньки хранят, а там по всей длине поврежденной части конька ткань прорезана. То есть очевидно, что кто-то взял конек и с усилием провел лезвием по какой-то очень жесткой поверхности. Возможно, по батарее.
- Кому это было нужно?
- Теоретически любому из тех, кто в короткой программе остался за моими спортсменами. Я тогда вызвал руководителя нашей делегации Анну Ильиничну Синилкину, показал ей лезвие, она долго ахала: мол, кто же такой сволочью оказался? А «сволочей» могло быть всего двое - те, кто имел доступ в ту же самую раздевалку. Либо восточный немец, либо наш – тогда у спортсменов социалистических стран раздевалка была общей.
Это было сделано настолько откровенно... Косвенное предположение было совершенно очевидным. Но косвенным может быть именно предположение, а не уверенность, на основании которой можно было бы кого-то аргументированно обвинять.
Я конечно подправил все, что мог, но мои спортсмены остались вторыми. Выиграли Валова и Васильев. В короткой программе они были третьими или четвертыми, но поскольку произвольную Макаров завалил, а Валова с Васильевым прокатались чисто, то оказались впереди. Примерно так, как это случилось с Сарой Хьюз на Олимпийских играх в Солт-Лейк-Сити: она была четвертой после короткой программы, а в финале все, кто был впереди, завалились. И Сара стала чемпионкой.
До 1983 года, когда Селезнева и Макаров катались на одном льду с Валовой и Васильевым, моя пара всегда их обыгрывала. У Олега с Ларисой были гораздо более интересные программы. Да и внешне Валова проигрывала Селезневой. Если бы не эта дурацкая история с дракой... А после дисквалификации Макаров чувствовал себя в значительной степени ущемленным, рвался доказать, что он по-прежнему силен, а все это – лишняя нагрузка на нервную систему, которая у Олега никогда не была особенно сильной
- В каких отношениях вы были после этого с Олегом Васильевым?
- В нормальных. Я больше осуждал тогда Макарова. Даже сказал ему как-то: мол, ты отвел душу, ударив соперника, а теперь именно ты, а не он, должен пропустить год. В результате мои ребята не смогли участвовать в 1983-м ни в чемпионате Европы, ни в чемпионате мира, вышли только на Олимпийские игры. А там пару никто не знал. А ведь могли бы выиграть...
* * *