«Моссад» и другие спецслужбы Израиля

Весной 1960 года израильская контрразведка зафиксировала его встречу с резидентом чехословацкой разведки в одном из пригородов Тель-Авива. Летом того же года был задержан. В ходе следствия выяснилось, что он заработал 5000 долларов США – стоимость просторной квартиры в Хайфе. Был приговорен к 4 годам тюремного заключения.

В апреле 1963 года был освобожден по амнистии и уехал в ФРГ. Умер в начале девяностых годов [486].

Укравший секретный доклад Хрущева

Когда в 1956 году на Западе был опубликован секретный доклад Никиты Хрущева «О разоблачении культа личности Сталина», то считалось, что его добыла американская разведка. Прошло несколько лет, и в СМИ сообщили, что на самом деле его добыли израильтяне, но, чтобы не ссориться с СССР, подарили его США. Позднее прозвучало и кодовое название этой операции – «Бальзам». На самом деле Тель-Авив подарил Вашингтону этот документ по другой причине – израильтянам он был не нужен, зато американцы готовы были за него заплатить миллион долларов. По тем временам колоссальная сумма. До сих пор неизвестно, получил ли Израиль обещанную награду, но политические дивиденды были огромными. Во-первых, Израиль доказал Вашингтону, что способен добывать сверхценную информацию. Во-вторых, слава спецслужб Израиля еще больше возросла.

В девяностые годы был назван человек, который в одиночку сумел добыть экземпляр секретного доклада и на несколько часов предоставил в распоряжение резидента израильской разведки в Польше. Его звали Виктор Абрамович Граевский.

Он родился в 1924 году в Кракове. В детстве и отрочестве носил вполне еврейскую фамилию Шпильман. Когда убежденный коммунист Виктор Шпильман в 1946 году вступал в ряды польской компартии, ему настоятельно посоветовали ее сменить, мол, «с такой фамилией вам карьера не светит». К тому же молодой журналист очень удачно устроился на работу в Польское агентство печати ПАП (аналог советского ТАСС), и вполне уместно было взять себе литературный псевдоним. Недолго думая, журналист объединил два слова – идишское «шпилен» и польское «грать», имеющие одинаковый перевод – «играть» [487].

Когда началась Вторая мировая война, ему было четырнадцать лет. Семья Шпильманов успела бежать на восток, в СССР. Сначала во Львов, а затем их, как спецпереселенцев, сослали в Марийскую республику. В Советском Союзе он окончил среднюю школу.

В 1946 году его родители и сестра эмигрировали в Палестину, а Виктор остался в Польше и за десять лет сделал великолепную карьеру – стал главным редактором отдела новостей из Советского Союза и соцстран Восточной Европы. Бесценную услугу израильской разведке он оказал совершенно случайно, даже не подозревая об этом.

В интервью журналисту Александру Ступникову он рассказал о том, как это произошло и какими мотивами руководствовался, когда совершил этот поступок:

«Мой отец тяжело заболел. Я (в 1955 году. – Прим. авт.) обратился с просьбой о разрешении поехать в Израиль, чтобы его навестить. Мне выдали паспорт, и так я снова увидел своих близких. Та поездка в Израиль перевернула всю мою жизнь. Я захотел уехать. Но середина пятидесятых годов прошлого века – это самый разгар «холодной войны» между СССР и Западом. Для журналиста солидного государственного агентства выезд был проблематичен, а бежать, то есть просто остаться, я не хотел. Мне Польша ничего плохого не сделала. Я вернулся и написал заявление в партию с просьбой разрешить мне выезд к родным и вступить в Коммунистическую партию Израиля. Никакого ответа не было, но и проблем тоже не возникло. Все шло по-прежнему. Я работал главным редактором отдела новостей из Советского Союза и «стран народной демократии». Так и жил: де-факто в Польше, а душой уже в Израиле.

Но у меня была подруга, Люция (Люция Барановская. – Прим. авт.), которая работала директором канцелярии первого секретаря ЦК польской объединенной рабочей партии Эдварда Охабы. Поскольку я был в разводе, свободный, то часто заскакивал к ней, в здание Центрального комитета, поболтать за чашечкой кофе.

И вот в один прекрасный день, в феврале 1956 года, я пришел к ней, как обычно, но она была очень занята и попросила посидеть немного, подождать – может, и получится отпроситься, чтобы спуститься в кафе. И убежала. От нечего делать я увидел у нее на столе какую-то брошюру в красной обложке с надписью «совершенно секретно» или «государственная тайна». Под грифом было написано, что это доклад Никиты Хрущева на 20-м съезде партии. На русском языке. Когда подружка вернулась, я спросил, могу ли взять его с собой, чтобы почитать, раз уж она занята. «Хорошо, – ответила Люция. – Но только на пару часов. Он должен храниться в сейфе…»