Мариссель включил старый ламповый приемник. Передавали новости. После бритья лицо Эдера посвежело. Он снял куртку и надел чистую рубашку.
— За свежими булочками я хожу к семи, — объяснил он. — Но я пока подогрел вчерашний пирог.
— Вы были близко знакомы с госпожой Шарф? — из вежливости поинтересовался Мариссель.
— Соседи. Они поселились здесь в пятьдесят четвертом. Ее муж умер несколько лет назад, а в позапрошлом году она сама заболела раком. Она не скрывала своей болезни. Все знали, что рак неизлечим. У нее начались острые боли.
— В таком случае самоубийство — это избавление от страданий, — сказал Мариссель. — Решение, которое нельзя осуждать.
— Кто-то дал ей яд, — сообщил Эдер. — Принес специально для того, чтобы она ушла из жизни.
Вот почему полиция занялась этим делом, понял Мариссель.
— Возможно, полиция не была бы столь активна, но есть одно обстоятельство, в поселке всем известное, — продолжал Эдер. — Герда Шарф после смерти мужа владела большим состоянием. Но она ничего не давала своим детям. У нее двое детей — дочь и сын, и оба какие-то неустроенные, неудачные. Раньше каждое воскресенье они приезжали к матери, клянчили денег. Она их прогоняла. А когда заболела, вовсе запретила пускать их в дом. Наш врач нанял ей нескольких медицинских сестер, они и стали ее постоянной компанией. Но вчера она неожиданно отпустила дежурную сестру. А соседи, как только что выяснилось, видели машины и дочери, и сына. Выходит, они оба по очереди приезжали к Герде.
— Полиция полагает, что кто-то из детей?..
Марисселю стало не по себе. Соприкосновение с семейными трагедиями всегда сильно на него действовало.
— Сейчас полиция их ищет, чтобы допросить, — лаконично прокомментировал Эдер его слова. — У меня есть предложение. Раз уж мы поднялись, пройдемся. А на обратном пути прихватим свежих булочек для Черил.
Они вышли из дома, и Эдер сразу повернул к озеру. Небо было чистое, водная гладь дышала прохладой. Мариссель понял, что правильно поступил, приняв приглашение прогуляться.
Вокруг озера вела тропинка. Через каждые триста метров стояла деревянная скамейка. Лес вокруг озера был чистый, ухоженный.
Эдер шел, заложив руки за спину. От быстрой ходьбы Марисселю стало жарко, он расстегнул пиджак. Над озером голоса были слышны издалека. Еще не увидев вышедших им навстречу людей, они знали, что не одни совершают утренний моцион. Из-за деревьев появились два человека, увлеченные разговором. Они были примерно одного возраста с Эдером и, подойдя ближе, раскланялись.
Эдер представил их Марисселю:
— Доктор Берфельде и доктор Гебхард.
Гебхард служил главным врачом местной клиники, а Берфельде раньше был главным врачом. Худой и следивший за собой Берфельде выглядел моложе, а полный, со склеротическим румянцем на щеках Гебхард — старше своих лет.
— Что вы думаете об этой истории? — сразу спросил доктор Гебхард Эдера.
— Мне жаль Герду. Жизнь у нее была не слишком счастливой, а смерть ужасной.
Гебхард усмехнулся и возразил:
— Ужасной она была бы, если бы Герда дотянула до конца. Она еще легко отделалась, если можно так выразиться.
— Она знала, какие страдания ее ждут? — поинтересовался Мариссель.
Гебхард повернулся в его сторону:
— В наше время каждый раковый больной прекрасно представляет себе свое будущее. Популярные книги и журналы заменяют медиков.
— Герда очень мучилась? — спросил Эдер.
Доктор Гебхард скривился.
— В принципе — да. Но в последние две недели она получала наркотики круглосуточно. Инъекция за инъекцией, и она почти не чувствовала боли.
Эдер смотрел куда-то поверх его головы.
— Тогда не понимаю, почему именно сейчас? — не ясно было, к кому обращался Эдер — к врачам или к самому себе.
Гебхард немедленно откликнулся:
— Конечно, теперь проникнуть в ее мысли уже никому не дано. Но я знаю, что несколько дней назад она вызывала нотариуса, продиктовала ему новое завещание и несколько писем. Словом, Герда привела свои земные дела в порядок. Значит, готовилась уйти в мир иной.
— А почему вечером не оказалось медсестры? — спросил Эдер.
— Герда ее отпустила, — развел руками Гебхард. — Сказала, что чувствует себя хорошо, примет снотворное и пораньше ляжет спать. После полуночи приехала следующая дежурная сестра. Она немного опоздала и нашла Герду уже мертвой. Она вызвала «скорую», но было поздно.
— Тогда остается только один невыясненный вопрос: кто дал Герде яд? — вздохнул Эдер.
— Как раз это не имеет ни малейшего значения, — вступил в разговор доктор Берфельде, который до этого молча слушал. — Ни малейшего. Герда Шарф была женщиной с характером. И ушла из жизни так, как считала нужным.
Доктор Берфельде страдал сильной дальнозоркостью, и толстые очки увеличивали его глаза до невероятных размеров. Мариссель старался не смотреть ему в глаза.
— Неужели лучше гнить заживо, превращаясь в живой труп и теряя человеческий облик? Нет, — продолжал Берфельде, — если кого-то интересует мое мнение, то я скажу твердо: незачем сейчас устраивать процесс вокруг покойницы, перемывать ее косточки. Я повторю эти слова и перед пастором, хотя он и не согласится со мной.