Чёрт возьми, хватило бы и одного резкого взгляда.
Ревик ничего такого не сделал. Он даже не вздрогнул.
Он также не смотрел на меня.
Я улавливала в нём боль, обвивающуюся вокруг его света тусклыми искрами — её нельзя было не заметить теперь, когда я стояла так близко. Щит вокруг него остался, но я чувствовала, что края его немного потрескались — может, потому, что мы разговаривали, а может, это началось, когда он смотрел на Лилай.
Как бы там ни было, изнашивание щита тоже больше походило на усталость, чем на какую-то реальную открытость. Его свет всё ещё казался мне совершенно закрытым.
Я потянула его за руку. Вместо того чтобы заставить его заговорить со мной или хотя бы посмотреть на меня, я подвела его ближе к кровати.
Ревик не сопротивлялся мне.
Он добровольно последовал за мной, как будто ждал, что я приду за ним.
Однако, взглянув на него, я почувствовала ещё один прилив раздражения, потому что он до сих пор не смотрел мне в глаза. Выражение его лица было таким же отсутствующим и безучастным, как и раньше. Я поймала себя на том, что вспоминаю нашу первую встречу, когда мы вместе плыли на корабле на Аляску… даже раньше, в Сиэтле, у Уллисы. Тогда его тоже невозможно было прочесть.
На самом деле бывало ещё хуже. Тогда он упрямо старался быть эмоционально недоступным для меня.
Но это не походило на упрямство. Даже отдалённо.
— Ревик, — позвала я. — Ты сердишься на меня?
Наступило молчание. Потом он покачал головой и тихонько щёлкнул.
— С чего бы мне сердиться на тебя? — спросил он.
В комнате снова воцарилась тишина.
В это время Ревик смотрел куда-то в сторону, на этот раз сосредоточившись исключительно на изголовье кровати. Изголовье стояло вплотную к тёмно-зелёной стене, переливающейся органикой.
Глядя на его лицо, я чувствовала себя совершенно растерянной.
Я взвешивала разные вещи, которые могла бы сказать.
Я даже пыталась решить, стоит ли мне просто уйти.
Интересно, если бы мы оба поспали, то почувствовали бы себя иначе после сна? Может быть, я пойму, как добраться до него, когда не буду настолько уставшей. Может быть, он меня услышит.
В первую очередь я ощущала, что реагирую на то, что чувствовала в нём.
Это озадачивало меня — на самом деле сбивало с толку — но в то же время причиняло боль.
Эти ожесточённые стрелы боли усиливали мою тошноту, но я чувствовала и другие вещи, худшие из которых походили на глубоко укоренившееся поражение, которого я не чувствовала в нём уже нескольких месяцев. Может быть, даже лет. Последний раз я улавливала что-то отдалённо схожее во время тех сеансов в первом Резервуаре. Когда он был ребёнком в доме своего дяди, он в течение многих лет обдумывал идею самоубийства… и это ощущалось почти так же.
Сейчас я слышала в нём проблески этого желания умереть, как аромат, который ещё не рассеялся в его свете. Я попыталась представить, что он пережил за последние месяцы.
Я вспомнила, что чувствовала, когда в последний раз думала, что он мёртв.
Я также попыталась вспомнить, что мне это время показалась несколькими неделями — половина из них была далёким сном, даже если этот сон был кошмаром — но для него это были месяцы реального времени. Месяцы, когда он был один, когда с ним играли Тень, Касс, Териан.
Месяцы, когда он думал, что потерял всё.
Когда я это поняла, на глаза навернулись слёзы.
— Боги, детка, — я протянула руку, не задумываясь, и прикоснулась к его лицу.
Ревик позволил мне, но по-прежнему не смотрел на меня.
Но теперь я это чувствовала.
Я чувствовала тёмный поток в его свете, особенно вокруг груди. Я чувствовала и другое — более лёгкую, мягкую часть его, которая до сих пор хотела верить… во что-то. Может быть, всё действительно не так, как он думал. Возможно, что самое худшее, наконец, закончилось.
Я ласкала его лицо, пока его глаза не закрылись, пока я не ощутила, что его свет начинает реагировать на мой.
Снова осознав, почему всё это кажется мне таким знакомым, почему я так хорошо это помню, я шагнула ближе к нему. Ревик мог бояться, что я прикоснусь к нему, но он тоже нуждался в этих прикосновениях. Я чувствовала, как сильно он в этом нуждается — просто не была уверена, где именно находится эта линия на песке.
В любом случае, как только я осознала, с чем имею дело, все мои мысли в отношении этого поменялись.
Это не злой, обиженный супруг.
Это травмированный мужчина.
Ну, травмированный видящий. В некотором смысле тот факт, что Ревик был видящим, одновременно упрощал это и делал намного сложнее. В любом случае, теперь я знала, что не могу оставить его одного.
— Эй, — я потянула его за рубашку. Наверное, я до сих пор пыталась заставить его повернуться, посмотреть на меня, но в тот раз я не расстроилась, когда он этого не сделал.
Я увидела, как на его лице промелькнула боль.
Ревик не повернулся, чтобы посмотреть на меня, но я видела, как он начал качать головой, чтобы сказать мне «нет», отступить. Чувствуя, что скрывается за этой реакцией, я крепче сжала его рубашку.