Мост

— Молодец твой дядя, какой молодец! — шепнул Джума на ухо Базару. Джуму поразили заросшие щетиной археологи, которые работали кирками, лопатами и щетками под немилосердно палящим солнцем, обнажая старину. Его поразило, что когда-то в Мадове проживало примерно полмиллиона людей, что здесь был крупный город.

«Вы стоите на месте неизвестного вам государства дахов, — вспомнил он слова профессора, дяди Базара. — Вполне возможно, что от дахов произошли народы Средней Азии. Вы стоите на земле, которая некогда переживала расцвет. Здесь кипела жизнь. Потом государство было разрушено, но настанет время, и земля древних дахов снова зацветет. Мост, который выстроите на Караджаре, станет воротами Советского Египта».

На обратном пути Джума решил сразу же пойти к Халиме-апа. Он хотел рассказать ей обо всем, хотел сказать, что напрасно она не поехала с ними и как много потеряла. Но стоило ему увидеть выстиранное белье всей бригады, и он словно язык проглотил. Как отплатить этой женщине за ее доброту, подумал он.

Халима-апа встретила их с засученными рукавами, в переднике.

— С возвращением, мальчики! — сказала она. — Ну, как съездила, доченька, все благополучно? — спросила она Зохру.

— Халима-апа, не тех вы приветствуете, герой дня — сиплый Берды, — ехидно заметил Базар.

— Что такое, Берды? Случилось что-нибудь? — удивилась Халима-апа.

— Да ничего не случилось, просто…

— Давай, давай, не юли, признавайся, какой ты великий грешник, — наседал на него Базар. — Оказывается, Халима-апа, и в том, что бетономешалка барахлила, и что цемента не хватает, — во всем виноват он! Не верите — спросите у Таган-аги!

Ребята засмеялись. Берды хоть и улыбался вместе со всеми, но было видно, что ему не по себе.

А было вот как. Они уже собирались возвращаться, когда профессор подвел их к одной пещере и сказал, что самое святое место в мечети. Оно узнает грешников. Ребята не знали, верить этому или нет, но профессор был убийственно серьезен.

Джума удивился и решил спросить:

— Как это оно распознает?

— А вот как: надо в это отверстие сунуться наполовину, а потом влезть обратно. У кого голова не заденет камня, тот чист, потому что грешника камень непременно коснется.

— И только-то?

— Да, — ответил профессор и оглядел всех по очереди. Ребята не то чтобы поверили, но заинтересовались. Сначала они побаивались, никто не решался испытать свою судьбу первым. Профессор подошел к Базару и сказал:

— Я вижу, мой племянник самый храбрый. Давай, Базар, сунь голову в пещеру!

Базар хоть и не очень охотно, но все же исполнил просьбу дяди. Оглядываясь, подошел к дыре и с опаской сунул в нее голову. Влез туда по пояс, потом легко втащил обратно свое щуплое тело.

— Видали, племянник у меня прямо ангел, — прокомментировал профессор и похлопал его по плечу. После Базара полез Рустам, потом Джума, и они тоже, видно, не грешили. Но вот очередь дошла до сиплого Берды. Он, как все, засунул в отверстие голову, а когда захотел вытащить ее обратно, застрял. Дрыгая ногами, он кричал: «Помогите, помогите!»

Ребята покатились со смеху. Наконец профессор, положив руки ему на спину, помог страдальцу вытащить голову и показал всем, как это надо делать.

Сиплый Берды был весь в холодном поту. Он хотел что-то сказать, но заикался. Ребята опять засмеялись. Профессор подмигнул им:

— Смотри, какой грешник! Придется ему в день получки купить барана, принести сюда, зарезать и угостить всех.

Таган-ага подошел, сел около отверстия и развел руками, как бы говоря — ерунда все это.

— Видите, — с улыбкой сказал профессор, — вверху щель узкая, а книзу шире. Малейшая неосторожность — и голова обязательно ударится о камень.

А ребятам лишь бы посмеяться. Они смеялись, пока не уехали, продолжали смеяться и в пути.

— Нет, надо же, именно твоя голова застряла, — сказала Халима-апа и тоже засмеялась.

В тот день за чаем только и разговоров было, что о Мадове.

— А ты, Джума, говоришь, нет ничего вечного, — сказал Таган-ага. — Сколько лет прошло, а орнаменты живы, а керамика блестит, как эмаль.

— Профессор говорит, эти стены видели сорок поколений. Если б не Чингиз-хан, они бы еще долго стояли целехоньки, — отозвался Джума.

— Так уж устроен мир: одни строят, другие разрушают, — задумчиво произнес Таган-ага. Джума подумал, что бригадиру вспомнилась война; от начала и до конца прошел ее Таган-ага. На Кавказе надел сапоги и снял их только в Албании. Сколько видел взорванных мостов, сколько разрушенных зданий.

* * *

Джума сдружился с Базаром. Чем-то они были похожи. Вот и сегодня после работы они сходили погулять к Джару, а вернувшись, решили помыться под душем. Вода в бочке нагрелась на горячем солнце. Раствор, цементная пыль постепенно отмывались, появлялось ощущение легкости, на душе становилось весело.

Намыленный Базар протянул мочалку:

— Джума, потри спину.

Джума тер его торчащие лопатки, ребра, которые легко можно было пересчитать. Он мыл, а Базар все сгибался, потом вообще присел.

— Если больно, скажи, а то у тебя одна кожа да кости, — крикнул ему в ухо Джума.

— Три, три… Знаешь, я хочу у тебя спросить одну вещь, — пропищал Базар.