Мост

Фельдмаршал очень высок и плотен, с непропорционально длинными ногами и безразмерным задом, с широким круглым лицом и покрашенными в черный цвет волосами. Он любит пышные мундиры с высоким альбедо. Он сидел в своем вагоне за столом, слушал музыку по радио и ел засахаренную айву с десертной тарелки. Когда меня, полуживого, притащили к нему, он спросил, откуда я такой взялся. Смутно помню, что я рассказал правду, которая ему показалась крайне забавной. «Будешь моим слугой, — сказал он. — Люблю за обедом слушать интересные байки». Меня заперли в тесном отсеке багажного вагона, и там я ждал, когда банда фельдмаршала дограбит наш поезд и добьет последних пассажиров. Меня обыскали, забрали носовой платок. Через несколько дней я увидел, как в него сморкается фельдмаршал.

Наконец вернулись перепачканные кровью боевики, принесли добытое оружие и ценные вещи. Налетел ветер, принялся гонять пар в долине. Озеро уже почти высохло, но лава все текла. И вот ее поток встретился с глетчером, это вызвало серию ужасающих взрывов, обломки льда и камня взлетели на сотни футов. Наш маленький состав успел улизнуть, лязгая и громыхая, от этого стихийного бедствия. Поезд фельдмаршала был короче, чем попавший к нему в засаду, да и оснащен хуже. Ехали мы ночами, а днем только под прикрытием густого тумана; когда его не было, прятались в туннелях или растягивали камуфляжные сети. Первые несколько дней в вагонах царила напряженная атмосфера, но мало-помалу пестрое воинство расслабилось, и этому не помешал даже налет пикирующего бомбардировщика, от которого мы едва успели сбежать, и страшный проезд через длиннейший извилистый виадук под артиллерийским обстрелом.

Вулканическая активность снизилась, и теперь только фумаролы, гейзеры и озерца кипящей грязи намекали на могучий огонь, что крылся под остывающей коркой земли.

Фельдмаршал вез с собой десяток-другой свиней. Они ехали в красивых купейных вагонах, а пленных людей мы везли в хвосте, в двух полных навоза теплушках для скота. Свиней каждый день мыли в личной ванне-джакузи фельдмаршала, занимавшей большую часть его вагона. За хрюшками постоянно ухаживали два солдата, им вменялось в обязанность содержать в порядке постели, которые животные норовили превратить в хлев, носить им пищу (свиньи ели то же, что и мы) и вообще следить за их благополучием.

Пленных солдат бросали в озера кипящей грязи. Это случалось довольно часто и делалось просто так, развлечения ради. Фельдмаршал заметил, что на меня это действует угнетающе.

— Огр, — так он произносил мое имя, — Огр, тебе что, не по душе наши невинные забавы?

И я притворно улыбался.

Дни удлинялись, на смену дремлющим вулканам пришли низкие холмы и саванны. Фельдмаршал остался без кипящей грязи и придумал новое развлечение — привязывать к шее пленника короткую веревку и гнать его перед поездом. В таких случаях сам фельдмаршал управлял паровозом, хихикал, наращивая скорость и догоняя свою жертву. Обычно сил у несчастного хватало примерно на полмили. Потом его размазывало по шпалам, или он отпрыгивал в сторону, но тогда поезд прибавлял ходу и тащил его вдоль рельсов.

У последнего грязевого озера фельдмаршал приказал обвязать человека веревкой вокруг пояса и столкнуть с берега, а когда бедняга сварился, солдаты вытащили его, покрытого слоем быстро подсыхающей глины. Они взяли лопаты и забросали скорченное тело глиной. Она высохла, и на пепельном берегу соленого зловонного внутреннего моря появилась уродливая статуя.

Мы пересекали высохшее море по дну, приближались к городу, воздвигнутому на громадном круглом утесе, и тут появились бомбардировщики. Поезд разгонялся, рвался к туннелю под разрушенным городом; несколько зенитных пушек — наша противовоздушная оборона — открыли ураганный огонь.

Три средних бомбардировщика шли прямо на нас на бреющем полете — от силы пятьсот футов над рельсами. Первым сбросил бомбы ведущий, еще в четверти мили от поезда. Я за этим наблюдал из плексигласовой башенки на крыше вагона фельдмаршала, куда явился откупорить бутылку айсвайна. Машинист резко дал по тормозам, нас бросило вперед. Фельдмаршал промчался мимо меня, пинком распахнул дверь аварийного выхода и спрыгнул. Я кинулся вслед, ударился о пыльную насыпь, а состав погиб под бомбами, как гибнет игрушечный поезд под солдатскими подметками. Насыпь подбрасывала меня, точно батут, с неба сыпались камни и обломки вагонов. Я свернулся в клубок и заткнул пальцами уши.