Мост через бездну. Импрессионисты и XX век

Импрессионизм есть величайший переворот не только в области живописи, но и в области сознания. Это совершенно новое представление о мире: о том, что такое живопись, о том, что она делает с нами, о том, как она изменяет нашу точку зрения, как мы начинаем видеть.

Мы до сих пор иногда представляем себе Европу именно по картинам импрессионистов: они для нас больше, чем книги и кино, они дают целостное представление о том, как жили люди, какими были эти города и страны. Можно даже назвать их реалистами, потому что они действительно писали с натуры и первыми изображали реальный мир вокруг себя таким, каким он становился. Они отмечали все то новое, что появилось в городе, и отмечали, как изменился их образ жизни.

Клод Моне был автором новой точки зрения на то, что есть искусство: оно есть живопись живой жизни. И Моне создавал дивные симфонии образов мира и видел его таким, как он есть.

Совсем другое дело Эдгар Дега. Дега очень сложно чувствует мир и пишет так же сложно. Его композиции сложны: динамика движения толпы, общие планы, монтажные стыки, то, как падает свет. При этом Дега – художник необыкновенно чувственный. И эти ощущения для него очень важны. Они, можно даже сказать, эротичны. Это его собственное надреальное, рецепторное восприятие.

Эдгар Дега. Автопортрет. 1854–1855. Музей Орсе, Париж

Это видно по тому, как он пишет «Кафешантан „Амбассадор“»: фонари, отбрасывающие свет на холодную красоту и преображающие мир. Огни расположены на заднем плане в один ряд и придают картине глубину. В кафе сидят какие-то люди: кто-то слушает певицу, кто-то болтает. Все пространство заполнено и наполнено жизнью. Это мир, получивший новое освещение: толпа, которая идет гулять, вечер, горят фонари, кто-то несколько вульгарно одет, кто-то сидит, разинув рот.

Именно импрессионисты спровоцировали кинематографическое сознание – совершенно удивительное восприятие нашего мира, словно это монтаж. Об этом много написано, но настоящего исследования того, что произошло, до сих пор нет. До сих пор нет той точки, с которой был бы оценен весь невероятный период импрессионизма.

Был художник Караваджо, который принес в мир живописи светотень и очень сильно повлиял на искусство, но и он не повлиял на него так, как импрессионисты. Импрессионисты повлияли на наше восприятие, на наши ощущения на бессознательном уровне. Появился новый язык, который пришел вместе с этой группой художников, и так образовался новый стиль. То время было временем создания не просто языка, не просто видения, а целого стиля, который со временем изменился сам и изменил наше восприятие, наше взаимодействие с искусством и миром. Импрессионисты влияли на искусство, оно влияло на нас, а мы, в свою очередь, создавали стиль жизни. Это сложнейший процесс. И это нигде не описано и не исследовано. Все это словно повисло в воздухе.

У Дега есть еще одно качество. Посмотрите, как он писал руки – словно слепки с античности, какая-то необыкновенная гармония. Он очень гармоничный художник, ласковый, нежный, в нем нет жесткости, что бы он ни написал. И Дега с очень большой нежностью и любовью пишет все эти новые закоулки жизни. Посмотрите его картину «В шляпном магазине». Здесь не только те женщины, что сидят и примеряют шляпки, но и сами шляпки являются свитой, натюрмортом и целым миром необыкновенно привлекательной женской красоты. Это утонченное художественное пиршество.

Дега – один из тех немногих художников, на картины которых (как и на картины Клода Моне) можно смотреть часами. Когда вы стоите перед его работами и рассматриваете детали, то начинаете понимать, что погружаетесь в его картины-кадры. И чем больше вы смотрите, тем больше удивляетесь его многомерности. В нем большое многомерное пространство. Он художник необычайной глубины. И эта глубина – в его абсолютно новой позиции, в зрении, введении нас внутрь действия, как в кино. И когда вы все это почувствовали и впустили в себя этот мир, Дега становится вам очень близким художником. Мы в нем живем. И с другой позиции, с позиции чисто живописной поверхности, вы можете бесконечно изучать все детали живописи и удивляться цветовым отношениям. Этот зонтик, перчатки – такие утонченные вещи…

Обратимся теперь к Ренуару. Он очень любил писать женщин, описывать мир. Вот его картина «Зонтики» – какая замечательная композиция! У него есть две или три очень сложные картины, но по сравнению со всеми остальными импрессионистами Ренуар бесконечно нежен, добр и прост. Есть интересная байка о том, как однажды Пикассо и Модильяни решили навестить старого Ренуара. Он был уже плох, перемещался на коляске, наполовину обездвиженный. И продолжал писать картины, сидя в коляске. Модильяни впал в состояние бешенства: он никак не мог понять, как можно непрерывно писать «поросят». Для него эти розовые тела на картинах Ренуара были подобны поросячьим.

Пьер Огюст Ренуар. Зонтики. 1881–1886. Национальная галерея, Лондон