Мост через бездну. В пространстве христианской культуры

И благодаря этому определению возникает сюжет, иконографический канон, которого в России никогда не было, нет и не будет. На Западе он с самого начала возник и всюду у него есть дорога. Все художники его писали, он присутствует во всех соборах, на всех витражах и называется «Коронование Богородицы». Как только на Западе стали писать иконы, их Богородица сидит на них со своим младенцем, спокойная, держит своего очень квадратного и толстого ребеночка на колене, а ангелы стоят рядом с букетами. Или так: два облака, на одном Она – нежная девушка, на другом Он – прелестный юноша, то ли принц, то ли жених Ее, то ли суженый, то ли сын.

Культ прекрасной дамы – вот главная духовная революция в Европе, и не в эпоху Возрождения, а начиная с IX века, хотя раскол на две ветви христианства состоялся в XI веке.

Пели ли в России кому-нибудь песни трубадуры? И были ли они в России или нет? Где этот культ служения прекрасной даме? Где эти тамплиеры с мечтой в глазах о прекрасной даме и с розой в руке? У нас никогда не было трубадуров, у нас в литературе не было «Дона Жуана». Чтобы был дон Жуан, должна быть женская тема – по крайней мере Лаура или донна Анна. Его не культивируют, потому что нет женщин. Кого ему соблазнять? И Дон Кихота не может быть. Пусть у него был 42 размер обуви и огромные руки, но в воображении у него была Дульсинея.

У нас даже нет просто романов о любви, нет этой литературы. Уходит, ускользает главный нравственный стержень. Об этом писал Лев Толстой, когда выводил в книгах женщин-разрушительниц – Анну Каренину, Машу в «Живом трупе».

Что сделал Толстой с бедной Элен Безуховой? Она умерла от болезни. Но самый трагический образ – это Анна Каренина. Это не женщина, это разрушительная сила: писательница, наркоманка… погубила русскую нацию в лице двух ее величайших представителей: армии и государства. Ее любовник был любимцем армии, красавцем, род хороший имел, был честен, прямодушен. А Каренин чем плох? Это же замечательный был человек: он простил ее, плакал. Это шутливое рассуждение, конечно, но сама проблема очевидна. Если вы мысленно пролистаете содержание романов и статей Толстого, то поймете, что его занимал только женский вопрос и героиней его романов была только женщина и никто больше.

А где же образец для подражания? Есть ли он? Разумеется, есть: это Наташа Ростова, это княжна Марья с прекрасными глазами. Она, может, и нехороша собой, но сколько у них у всех детей было?

Толстой жил на сломе веков. Блок уже заявил про Прекрасную Даму: «Ты в синий плащ печально завернулась…», «По вечерам над ресторанами…» До начала XX века это нетипично для русской культуры, для православной культуры. Получилось из этого что-нибудь? Нет, и не получится никогда. Ухаживать за дамами не принято. Они не Прекрасные Дамы, они должны рожать, хорошо варить щи, делать котлеты, обмывать, обтирать и молчать. Стоит ли напоминать, что было при Советском Союзе? И Чернышевский с его знаменитым «Умри, но не давай поцелуя без любви». Чернышевский последовательно соблюдал все традиции православия и в книге воплотил свою мечту.

Все это мост над бездной. Мы смотрим на икону – что за ней стоит? Величайшие духовно-культурные традиции, которые сдвинуть с места невозможно. К искусству нельзя относиться формально. Оно – вещь не формальная. Из культуры ничто не исчезает бесследно. И Пушкин пишет: «Чистейшей прелести чистейший образец». Пушкин создает образ Татьяны Лариной. Он был действительно гениальным писателем и действительно русским писателем, несмотря на совершенно немыслимое смешение кровей. И он как раз и доказывает, что это вопрос не этнического начала, а духовной традиции, духовного наследства: не обязательно нужно родиться русским, чтобы быть подлинно русским писателем. Он был подлинным русским писателем, создав всю русскую литературу. И в «Капитанской дочке» он удивительным образом запечатлел эту богородичную традицию.

Часы времени: как формировалась национальная идея

XVII век – это эпоха формирования национального сознания и в России, и в Западной Европе, и в Англии. Просто они идут разными путями, беря начало в конце XVI века. То есть тесто заквашивалось во второй половине XVI века, а испеклось все в XVII. Но для нас особенно интересна в этом отношении Франция. Процесс обретения формы и ритуала во Франции оказался таким полным и устойчивым, что продолжает сохраняться и сейчас, представляя собой антибиотик, предохраняющий эту страну от распада. И если в Голландии идея носит характер бытовой, то во Франции и национальный характер, и бытовая сторона – это форма национального сознания. Они были готовы к самостийности.