Мост через бездну. Вся история искусства в одной книге

Полисный патриотизм свят. Это честь мужская и гражданская. Художники-мастера, как и актеры, принадлежали не полису, но сообществу, тому же, что Игры, которое именовалось Элладой. Полисом художников была Эллада, а не город, где он родился. Нарушение гражданского долга, провинность карались высшей мерой наказания – изгнанием из полиса, остракизмом, отделением от патрии. Кому ты нужен, если не нужен родине? Фидия же приговорили к цикуте, как и Сократа, за то, что он изобразил на щите Афины себя и Перикла, т. е. приравнял себя к богам. Это, конечно, красивая и трагическая легенда. По другой легенде Фидий был оправдан, сказав: «У того, кого вы называете Периклом, пол-лица заслонено древком занесенного копья – о каком же сходстве можно здесь судить? А тот, кого вы называете Фидием, изображен лысым неуклюжим стариком – разве стал бы я себя так изображать?» Только тот, кто заслужил изображения, – Герой. Портрет же в любом случае изображение конкретного человека, персоны, личности. Античные греческие портреты – изображение совершенного образа, внеличностного, над-личностного героя Эллады. Как, например, юноша Грегор – победитель Пифийских игр и дельфийский возничий. Имя его начертано на цоколе пьедестала. Но тот, кто на пьедестале, уже отрывается от имени, времени, полиса. Какое высокое и скорбное для нашего сознания отношение к человеку. Легенда рассказывает об одной матери (спартанке, разумеется) близнецов, победителей на колесницах. Она молилась в священной роще (пока ее мальчики спали после победы) Аполлону, чтобы он забрал их во сне, ибо ничего более высокого в их жизни уже не будет. Аполлон внял слезам и молитве этой примерной матери. Но какие бы красивые легенды ни рассказывали, вопрос об условиях, созданных специально, искусственно, дал невероятный результат – взрыв гениальности в искусстве. До нас дошли лишь некоторые имена. Кто-то безымянный, коснувшись рукой мрамора, создает маленькую кору или Алтарь любви и творит никогда не могущее быть повторенным чудо красоты. Греки поклонялись красоте и обожествляли ее.

Нет, осудить невозможно, что Трои сыны и ахейцы
Брань за такую жену и беды столь долгие терпят.
Истинно, вечным богиням она (Елена) красотою подобна!

Гомер, «Илиада»

Художники, как творцы национальной идеи, служили красоте и гармонии как высшему порядку, религии, не имея имущества и семьи. Им не полагалось ни семьи, ни имущества. Художники работали по заказу храма, города или (что главное) Олимпиад. Пять или семь человек брали один и тот же заказ и для его исполнения получали одни и те же возможности для работы. По истечении срока мастера собирались, показывали друг другу свои работы и решали, какую скульптуру оставить. А кто решал? Кто объективный арбитр? Как правило, решали только те, кто работал над заказом, и никто больше – ни политики, ни военные, ни народ. Художнику надевали глиняную табличку с именами участников и отмечали первые имена победителей. Кто получал большинство голосов, тот и победитель. А остальные шедевры? Их уничтожали сами скульпторы, так сказать, превращали в пыль и щебень. Сказал же один русский писатель, что «Свежесть бывает только одна – первая, она же и последняя». Правда и то, что в конкурсе драматургов имели право на постановку две первые премии. Говорят, Софокл получал всегда второй номер.

Мы знаем о конкурсе, когда исполнялся заказ на скульптуру победителя в метании копья. Единодушно был избран Поликлет. Этот демократический союз художников был разрушен Пелопоннесской войной. Эллинизм избрал иной путь. Еще не рухнула Олимпийская демократия, но уже появился придворный заказ. Соответственно, и результат другой. А миф о Пигмалионе относится к золотому веку античности. Художник мог любить лишь свое творение, и более никого. Он должен был вдохнуть в него жизнь, одухотворить свое создание, одушевить косную материю, сделать ее себе равной, нет, выше, потому что бессмертной. Из всех вариантов оставался лучший на суде требовательных профессионалов. Много позже, во Флоренции XV века, «горшечники» (цех художников) во главе с Донателло стремились возродить хотя бы отчасти этические и организационные идеи древнегреческого феномена. Результат тоже был хорош, но невозможно вернуться на две тысячи лет назад, и даже на меньший срок возвратиться никуда нельзя. Однако по свидетельству Вазари, заповеди «союза горшечников» были такой попыткой. «Горшечники» – те, кто из бесформенной, аморфной массы камня, красок, глины творят форму, высший художественный замысел. Идею-образ подобно тому «горшечнику»-мастеру, который сотворил все образы, а из праха – по своему подобию образ. Горшечники-мастера – творцы совершенных форм-образов.