Мы многое сейчас видим глазами импрессионистов. Они словно промывают нам глаза: по-другому видишь небо и воду — так, как видели они. Гениально сказал о Клоде Моне Камиль Писсарро: «Он не только открыл мне глаза, он освободил мое сознание». И это действительно так: Моне освободил наше сознание.
Еще надо сказать об импрессионистах самое главное — не как о художниках, а о том, почему мы все влюблены в их живопись. Не только потому, что смотреть на их картины — чистое наслаждение, эстетическое питание, но и потому, что это единственная группа художников, которые были абсолютно позитивно настроены к миру. Они не бередят вас, не беспокоят. То же можно сказать о русских портретах XVIII века: их авторы позитивно относились к своим моделям, писали их позитивно, очень человечно. И в еще большей степени это верно по отношению к импрессионистам: до какой степени человечно то, как они видят мир, и то, что они видят в мире, и то, как он описывают свои впечатления о мире. Это самая человечная живопись на всем протяжении XIX–XX веков.
Глава 4
Пророчество Сальвадора Дали
Испанский художник Сальвадор Дали был превосходного мнения о себе… или делал вид, что он о себе превосходного мнения. Он говорил: «Сюрреализм — это я». Нет, нельзя сказать, что сюрреализм — это он. Но он был гениальный выдумщик, экстравагантный, экстраординарный тип, его было много, он был шикарно экстравагантен и стремился ни в чем не быть похожим на других, что ему отлично удавалось. И при этом именно Сальвадор Дали, как никто другой из сюрреалистов, был очень болезненно, очень чувствительно связан со своим временем.
Когда мы смотрим на картины импрессионистов, мы видим, как они связаны с миром, но не как они связаны, например, с Франко-прусской войной. А когда мы видим такого сюрреалиста, как Сальвадор Дали, мы видим, как он, при всем своем шутовстве (а шутовство это было программное — он сам говорил, что в обществе должен быть шут, имея в виду, конечно, шекспировского шута, который может и правду сказать не моргнув глазом), связан со всеми актуальными проблемами мира, с новыми теориями о мире и о человеке, с мировой культурой. Импрессионисты отошли от мифа, а Дали вновь вернулся к нему, потому что миф связан со сном, он связан с архетипическим мышлением. Для Дали очень большое значение имеет миф. И его волновало все, что случалось в мире: атомные испытания, Вторая мировая война…
В 1955 году Сальвадор Дали, который в это время всерьез занимался проблемами христианства (и не просто христианства, а значения религии в мире и той исторической ситуации, в которой он находится), пишет одну из своих главных картин — «Тайную вечерю». Это последняя трапеза в пасхальную ночь, трапеза Христа и выбранных им двенадцати учеников, которых он нарек апостолами. Сальвадор Дали очень увлекался Леонардо да Винчи. Для него очень важна была картина, написанная Леонардо в 1495–1498 годах и хранящаяся ныне в трапезной монастыря Санта-Мария-делле-Грацие.
День, в который происходят события, изображенные на картине, был днем заклания жертвенного агнца. Христос есть агнец заклания, и он предупреждает об этом учеников. А они мало что понимают, как потом становится известно. Единственное, что они поняли, то, что это обвинительный приговор, ибо Он сказал: «Один из вас предаст меня». Что они делают? Взглянем на картину. Они спрашивают: «Я ли, Господи?» Для Леонардо да Винчи в композиции этой фрески очень интересна сама по себе динамика, она напоминает камень, брошенный в воду: бух — камень упал, расходятся волны, одна, вторая, третья… Так и здесь: слова Христа — пошла одна волна, три ученика справа и слева, цезура, вторая волна пошла… Он произнес эти слова, а дальше идет психологическая реакция. Леонардо показывает, насколько жест правдивее и мгновеннее слова: «Ты предатель!» — «Я?!» — «Нет, не я!» Они реагируют на эти слова мгновенно, словно прозвучал выстрел — и реакция на него. Это грандиозное психологическое исследование, и даже глубже — это исследование соединения психической реакции и жеста. И Леонардо никак не мог понять (он потом специально занимался этой проблемой): каким образом идет реакция жеста и потом слова. Но задача это такая, что и сегодня непонятно, как ее решать. Экзистенциальная ситуация, кризисная, резкая, опасная — и ваше отношение к ней. Среди всех апостолов есть один — Фома, он находится в правой группе. Фома не отвечает, а вопрошает. Он поднимает палец — это очень важный жест. Фома спрашивает: «Один?» Мы знаем, что было потом, знаем, что апостолы уснули, хотя были предупреждены. Остановимся на этом жесте — «один?..». Мы вспомним об этом, когда вернемся к картине Дали.